Только не надо суетиться, соображал я. Дело пошло лучше. Я почистил еще несколько пар сапог. Некоторые немцы совсем ничего не заплатили. Теперь я понимал, почему ребята предпочитали работать у вокзала среди приезжих, а не здесь, где прогуливаются озлобленные после ранения, безденежные солдаты.
К самому вокзалу гражданских не пускали. Но в этом не было и надобности. В ожидании поезда немцы располагались в соседних скверах, на склонах перед мостом. Узел едва справлялся с бесконечным наплывом войск, и район вокзала постоянно был забит солдатами, которые тут же закусывали, брились, болтали или просто валялись, подстелив плащ-палатки.
Здесь, по этому огромному залу ожиданий под открытым небом, и сновали мальчишки-чистильщики.
— Кто ты естесь? — спросил меня по-польски белокурый щеголеватый пацан, когда я появился впервые у проезжего моста.
Через железнодорожные пути было переброшено два моста, проезжий для всех и пешеходный — только для немцев.
— А тебе зачем знать? — уловив недружелюбный тон блондинчика, так же недружелюбно ответил я.
— Совет? — сказал пацан и пригладил ровный, как струнка, пробор на голове. — Давай уматывай отсюда.
— Почему это я должен уматывать? — став в оборонительную позу, спросил я.
— Потому что мы здесь давно работаем.
Он прилично говорил по-русски, только некоторые буквы особенно шипящие, произносил как все поляки.
— Я твой хлеб не заберу, понял, — решительно сказал я.
— Лучше уходи, а то пожалеешь, — надменно щуря голубые девчачьи глаза, пригрозил франт.
— Ты меня только не пугай, — сказал я, понимая, что если сейчас уступлю, то, во-первых, буду себя презирать, а во-вторых, надо будет навсегда отсюда уйти. — Кто ты такой, чтобы приказывать?
— Кто я такой? — переспросил он. — Вот сейчас ты узнаешь, кто я такой. — Он подступал ко мне, и я отчетливо увидел противные, мелкие, как просяные зернышки, угри на щеках возле глаз. Пацан был щупл и невысок; я подумал, что, вероятно, справлюсь с ним и что он больше хорохорится, чем на самом деле в состоянии сделать. Я знал, что среди ребят всегда находятся желающие побоговать над новичком, то ли пришедшим первый раз в класс, то ли появившимся недавно на улице. Как правило, этими задирами оказываются самые отвратительные трусы и доносчики.
Франт был настолько неприятен мне, что руки так и чесались дать ему по физиономии, по этим белым точечкам на скулах. Но я не любил драться и не хотелось начинать первым. Если полезет, дам сдачи.
