Мама и сама понимала грубоватую неуместность поставленного вопроса. Но не отказывалась от него, потому что речь шла о другом. Не просто об объяснении доброго поступка, а о попытке разобраться в поведении австрийца.
— Я видел, какой он есть голодный, твой сын, и я давайт ему немного зюп, — неожиданно просто ответил Иоганн.
Мама на мгновенье опешила, а потом собралась с мыслями:
— А почему он голодный и почему мы все голодные, этого Иоганн не знает? Мы ведь жили по-другому, пока вы не пришли к нам, чтобы убивать и грабить.
— Я нет, я нет, — замотал головой Иоганн, — я нихт убивайт.
— Может быть, ты лично не убивал, но ты с ними пришел.
Иоганн неопределенно подернул плечами. Иоганн не понял смысла этих слов и продолжал настаивать на том, что он не убивал.
— Не хочет взять грех на душу, — подсказала Василиса Адамовна.
— Еще бы, — презрительно сказала мама, — вон у него на поясе «гот мит унс» написано, бог с нами, значит. — Она указала на серую пряжку, где вокруг орла со свастикой были слова.
Это не укрылось от взгляда Иоганна.
— Гот это тут, тут, — приложил он ладонь к сердцу.
— Веришь в бога, а пошел за Гитлера воевать, — осмелев, сказала мама.
— Руих тихо, — оглянувшись, прошептал австриец, — их бин зольдат, мобилизацион, понимай.
— Мобилизовали тебя, — сказала мама.
— Так, так, мобилизацион, — обрадовался Иоганн, что его поняли. — Я хотел быть домой, на хозяйство. Там есть корова, пферде, ви гайст пферде, лёшадь. Абер мих немен, меня забирайт на солдат.
Иоганн сходил в комнату, и, порывшись в своем бауле, вернулся с пачкой фотографий, аккуратно перевязанной синей муаровой ленточкой. Развязал и стал показывать их по одной не без гордости и волнения.
Культ фотографии вообще был очень развит у немцев. Улыбающиеся, они становились перед объективом на проселочных дорогах России, в песках Африки, над фиордами Норвегии. Фотографируясь возле рвов, заполненных трупами, около виселиц и крематориев — они оставили послевоенным трибуналам неопровержимые свидетельства преступлений.
То, что показал нам Иоганн, было милыми семейными снимками. На фоне увитого плющом домика с крутой черепичной крышей — седая полная женщина — жена Иоганна. Сыновья, помогающие отцу по хозяйству. Показывая снимок, Иоганн назвал сыновей по именам и, ткнув пальцем в высокого, сказал, что он тоже в армии, где-то под Смоленском сейчас.
— Сын впереди, а ты его на телеге догоняешь, — не без иронии сказала мама.
Иоганн нахмурился и стал складывать фотографии.
