Через несколько дней от семьи Курганских никого не осталось: Веньку, его маму и Иришку расстреляли вместе с другими в том самом перелеске и зарыли в тех же полуобвалившихся окопах, где мы незадолго до этого сидели и лакомились переспелой ягодой, предрекали каждый свое будущее.
…Почти каждый день, как землячество на чужбине, мы собирались у Смирницких. Нам были здесь рады, и мы были рады побыть среди своих, отвести душу, посоветоваться. Это были тревожные, грустные встречи осиротевших, обездоленных войной семей. В своей квартире остались только Смирницкие. Но несмотря на это кажущееся преимущество, они были всех несчастней, потому что и мы, и Чинилины не знали, что с нашими отцами, могли на что-то надеяться. Смирницким надеяться было не на что.
Майор Смирницкий погиб еще до того, как началась война. А точнее, за три часа до войны. Он работал в транспортном отделе и имел отношение к приему грузов, поступавших из-за границы. Поздно вечером он позвонил домой и предупредил, что задержится. Вместе с работниками таможни он отправился досматривать вагоны. Выстрел прозвучал сухо и коротко, невозможно даже было сразу определить, откуда стреляли, из-за пакгаузов, черневших в стороне, или из-под вагонов. Майор Смирницкий лежал на шпалах. Пока стали разбираться, что к чему, из-за Буга ударила артиллерия.
Поговаривали, что в эшелонах с углем, прибывших субботним вечером, находились немцы.
Агнии Петровне, у которой было больное сердце, решили сразу не сообщать о случившемся. Но в четыре часа утра, когда загремело, ничего иного не оставалось.
Мы жалели ее и старались отвлечь от тяжелых мыслей. Устраивали импровизированные концерты. Мама читала свое любимое «Казацкою бандой в станице Хоперской внезапно захвачен был местный ревком…» Мне нравилось это стихотворение, никогда, нигде я его больше не слышал, не знаю ни названия, ни автора.
Потом организовывали общий ужин. Каждый приносил, что у кого было. Агния Петровна ставила торжественно на стол красивый фарфоровый сервиз.
Смазывая сковородку салом, жарили картофельные оладьи. Они горчили, потому что в ход шла и кожура, пропущенная через мясорубку. Пили чай с патокой, которую раздобыла Чинилина, она вообще доставала больше всех. Крестьяне расплачивались в аптеке продуктами, и кое-что перепадало ей.
Когда взрослые хотели поговорить о чем-то своем, нас, детей, то есть меня и Людмилку Чинилину, выпроваживали в другую комнату. Но там мы тоже мешали моей сестре и Тане Смирницкой, дочери Агнии Петровны, которые были ровесницами и у которых оказывались свои собственные секреты. Они выставляли нас в коридор и о чем-то шептались.
