В мае она позвала всех друзей - тридцать три года. Не юбилей, но веха. Она боялась, что всем не хватит приборов, собралось человек двадцать; но неожиданно один бокал оказался лишним. Она подумала о плохой примете и спрятала бокал в шкаф. Все расселись. Муж сказал хороший тост, гости выпили. Едва она поставила свой бокал на стол, раздался звонок в дверь. "Еще кого-то ждем?" Она недоуменно пожала плечами и пошла открывать.
На пороге стоял седой человек со знакомым, но потемневшим и постаревшим лицом. В руках он держал огромный букет алых роз.
Она пошатнулась, ухватилась за дверной косяк. Пол поплыл под ее ногами.
Можно сказать тысячу слов об этой встрече, но не нужно; ведь и они ничего не сказали. Он протянул ей розы и улыбнулся; она взяла и заплакала. Он сдержал слово, но и ее вины ни в чем не было.
Он мог войти в дом, но предпочел уйти. Он приехал в их город месяц тому и уже почти привык к тому, что нет ни страны, ни дома (их домик на окраине снесли, освобождая место для нового торгового центра), ни любимой. Он мог бы рассказать о своих бесконечных блужданиях в плену: о пытках, рабском труде на постоянно менявшихся хозяев, дизентерии, семи попытках побега, и о самом страшном - изматывающим душу до крови приступам отчаяния. Он месяцами ни с кем не говорил по-русски; в Пакистане он отзывался на имя Рахим - так было проще. Он мог забыть, как его зовут, забыть присягу, потускневшие купола старой церкви на холме, куда он никогда не заходил, друзей, сиреневатые строчки школьной прописи. Он мог стать другим и стопроцентно выжить, но не стал. Мешали лицо матери и обещание, данное на вьюжном мартовском перроне. Он дал слово, он офицер, он обязан его сдержать.
И он выполнил обещание, ранним утром выбрав на базаре самые крупные, самые красивые розы, щедро обрызганные росой. Цветов было больше, чем он обещал когда-то, но роз не бывает слишком много. Цветы и скажут все, о чем он промолчит, и прежде всего то, что нет ни упреков (за что, да и как можно после десятилетнего ожидания у свежей могилы!), ни жалоб. И не надо сантиментов, он давно отучился от них: от любви тоже мало что осталось. Чуть-чуть, нерастворимый осадок на самом дне. И еще что-то вечное и мимолетное, быстро проходящее, как аромат роз, первая любовь, юность, жизнь.
После дня рождения она бросилась искать его - видно, что-то хотела сказать. Но не сказала - узнала лишь, что в тот же день он уехал из города, где у него уже никого не осталось, вроде бы куда-то к старому другу. Может, и к тому, что когда-то, сидя на кухне, рассказывал ей о его гибели; точнее узнать не удалось.
