Все зримые и невидимые стены, что так безмерно и безбожно разделяют людей в обыденной жизни, исчезли, и осталась истина: мужчина и женщина, вдвоем в июльской ночи, посреди огромного поля некошеных трав, готовящихся бросить в теплую землю свои семена. Высоко в небе сиял Млечный путь; но они не видели его, мчась к своим звездам все быстрее, стремясь все неудержимее к той вершине, рядом с которой тускнеют любые другие радости. Им не то что не бывало раньше так хорошо; и она, и даже он не знали, что такое возможно.
И наконец звездное небо обрушилось на них и оглушило на мгновение; и влажного ночного воздуха не хватило, чтобы вдохнуть. Истомленные, они долго лежали молча: он на спине, она - рядом, положив голову ему на грудь. С высоких трав, вздымавшихся вокруг, медленными каплями спадала медвяная июльская роса, охлаждая их разгоряченные тела. Он первым заметил это, склонился и выпил каплю ночной влаги с ее груди.
- Не угомонился? Мало тебе?
- Мало, - сознался он. - Всю ночь до зари б тебя миловал, не давал бы ни на миг передохнуть...
- Да ты как молодой, - улыбнулась она.
- Я и есть молодой. Если не те года считать, что в паспорте, а те, что я счастлив был, так я, почитай, и не жил еще!
- Я не о том... Сила у тебя, как у бы... - она вдруг смутилась и не договорила.
- Для тебя берег.
- Ври больше. Небось, на заработках ни одной бабы не пропускал.
Он промолчал, но она не желала отступать.
- Ну скажи, много ведь было баб у тебя?
- Много. Но знаешь как: баб может быть много, а любовь - одна.
- И та чужая жена...
В метрах двух от них внезапно вспорхнула небольшая птица, и оба вздрогнули. Птаха издала пронзительную трель, и где-то на другом конце поля ей откликнулась товарка.
- Птицы проснулись, скоро светать начнет.
- Вот и кончилась наша ноченька... Спасибо тебе за нее.
- Что ж дальше?
- А ничего.
- Как ничего?
- Будем жить, как жили. Я только одного хочу: понести от тебя. Я все Бога молила, чтоб удалось тебе в эту ночь.
- И что?
- Если повезет, будет у меня сын.
- Почему сын?
- Потому что от тебя одни мужики рождаются. Троих сделал, и четвертый должен получиться.
Она приподнялась, взглянула в его глаза, и увидела в неясном свете звезд, что лицо его серьезное, без улыбки, и напряженное, как у человека, преодолевающего внутреннюю боль.
- Что, милый?
- А если уехать? Бросить все?
- Поздно, милый. Раньше надо было.
- Когда?
- Когда я девчонкой в черном платье всю ночь не спала и ревела: на все село играла музыка, на все село гуляла твоя свадьба...
