— Стой!
Шум шагов стихает, слышно тяжелое, прерывистое дыхание.
— Вечер кончился. Разойтись.
Перешептывание, ропот, гул недовольства. Балч сует руку в карман, делает шаг вперед. Шуршит трава под ногами самых трусливых; остальные расходятся медленно, лениво, делая вид, что поступают так по своей доброй воле. И только одна фигура упорно раскачивается перед Балчем, что-то мурлыча под нос.
— Варденга, ко мне!
— В чем дело? Спокойно, начальник. Я не из твоих ветеранов. Я молодая гвардия.
Однако — го ли со страху, то ли из духа противоречия — Варденга поворачивается и уходит, продолжая фальшиво напевать.
— Ты не очень-то храбрись, Балч! — выкрикивает кто-то из темноты, отступив на безопасное расстояние.
— Это ты мне завтра повторишь, можешь не сомневаться, — не повышая голоса, отвечает Балч, презрительно сплюнув. Он не уходит — видно, чего-то ждет. Пусто. Балч сдирает с доски обрывки афиши и, скомкав, сует их в карман. И ждет. Наконец на дорожке, ведущей к дому Зависляка, раздается легкий шорох — там осторожно крадется человек.
— Семен?
— Я, комен… — глухо раздается в ответ.
— Возьми у меня новую лампочку и принеси сюда. Живо.
Даже не взглянув на Агнешку, которая по-прежнему стоит, опершись на перила крыльца, Балч входит в зал. Колеблющиеся на сквозняке тени и отблески свечей скользят по обломкам недавнего великолепия. В углах кучами громоздятся изорванные бумажные фестоны, стулья перевернуты, под ногами хрустит битое стекло. Януарий, бормоча проклятия, собирает уцелевшие пустые бутылки. Лёда Пшивлоцкая, пристроив ящик стола на доске разбитого буфета, считает деньги. На возвышении для оркестра присел загуркинский Прокоп. Уперев подбородок в свой аккордеон и закрыв глаза, он, как в трансе, растягивает меха, извлекая из инструмента однообразную протяжную мелодию. Возле него лежит на спине Юзек Оконь, накрытый контрабасом, и храпит.
— Прекрати! — толкает Балч Прокопа в плечо. — И сматывайся отсюда.
Он сам подхватывает Юзека Оконя, взваливает его на плечо, выносит на крыльцо и через перила опускает на землю. Потом возвращается в комнату.
— Балч, — поднимает голову Пшивлоцкая. — Денег не хватает.
— Так я и думал.
— Ты же сам видел. Толчея, темнота, суматоха…
— Я делал что мог, — вмешивается Януарий. — Лёда подтвердит.
Балч подходит к Пшивлоцкой и смотрит ей прямо в глаза:
— Пользуйся на здоровье. Больше ты от меня ничего не получишь. Мы в расчете.
Коротким, нетерпеливым жестом он обрывает ее возражения и обращается к Зависляку:
