А Иза, не пытаясь сдержать любопытства, подбегает к двери и глядит в замочную скважину — что же это за вечер.
— Почему они не начинают? — беспокоится она. Но после недолгого внимательного наблюдения тон ее голоса неожиданно меняется. — Честное слово, мне нравится.
С т а х. Что?
И з а. Не ч т о, а к т о. Высокий, мужественный, в моем вкусе. Ах, какой красивый!
С т а х. Толек, скажи ей, чтоб отлипла от двери.
Эти слова почему-то раздражают Агнешку. Она заступается за подругу:
— Твой братец, Иза, становится брюзгой. Как ты только его выносишь.
Иза, не подозревая о существовании подспудных осложнений, беззаботно смеется:
— И ты вынесешь, я уверена. Я ведь только до поры до времени. — И она многозначительно подмигивает Толеку. — А пока что у брата неплоха хата.
— Я думаю! — Толек строит жалобно-смешливую гримасу. — Где уж мне тягаться с бакалавром.
— А ты нас, девочек, не оскорбляй, — вспыхивает Иза. — Мы с ней тоже б а к а л а в р ы.
— Я и не думаю вас оскорблять, я просто завидую. А Стах у нас пошел в гору, вот что. Квартира доктора — это звучит гордо. Сестра доктора, жена доктора — весьма солидно.
— Бог с ней, с солидностью, — перебивает его Иза. — Денежки, жратва, кино, концерты, приемы — это да. Но ты не беспокойся, Толечек, нам и так будет хорошо. Лишь бы не в деревне.
Стах в сердцах швыряет карты на стол. Его красивое, совсем еще детское лицо заливается краской.
— Честное слово, я тебя не понимаю, Агна, — ломающимся тенорком взволнованно восклицает он, — Как ты могла на это согласиться!
— На что, Стах?
— Ты что, смеешься? На эту глушь, на этот сельский примитив. Я бы тут ни одного дня не выдержал…
— …без бриджа.
— Я к тебе приехал, а не в бридж играть. И не на мужицкую гулянку.
— Каждый из нас по-своему представляет, чего он хочет.
Толек протяжно, многозначительно свистит:
— О-го-о… Полемика обещает быть принципиальной. О высшей сути идеалов.
— Благоразумие тоже идеал, — бросает Стах, а поскольку он любит подчеркивать свое раздражение жестами, то невольно задевает свисающий с лампы кораблик. И тут он узнает его, задерживает на секунду в ладонях, смутившись и, пожалуй, растрогавшись, и злость вспыхивает в нем еще сильнее.
Иза, которая всегда схватывает все на лету, упрямо надувает прелестные пухлые губки:
— Колумб благоразумием не отличался.
— И в конце концов остался в проигрыше!
— Как для кого, — вмешивается Толек с явной подковыркой.
— Для себя. К черту! — кипятится Стах. — Архипольские рассуждения. Разве нельзя чего-то добиться, не проигрывая? Что это — извечный наш долг?
