— Ишь ты, разобралась. Я, понимаешь, о чести твоей забочусь, отца твоим детям ищу. Приехала городская дамочка, я и подумал — стыдно тебе будет. Самое время поговорить. Пора кончать эти субботние ужины, хватит задарма животы набивать. Я сегодня же хочу услышать, кто из вас?
Трое рыбаков, обидевшись, подымаются из-за стола. Павлинка останавливает их, усаживает, подсовывает закуску. Руки у нее дрожат от стыда и досады.
— Ну как же ты так, Януарий… Гостей пугаешь, а ведь все они тебе товарищи…
Януарий снова наполняет рюмки. Семен, перевернув свою вверх дном, отказывается. Все остальные пьют. Павлинку передергивает.
— Нехорошая у тебя водка. Вонючая.
— Нехорошая? — недоверчиво повторяет Зависляк. — Очень хорошая. Завтра на вечер я еще лучше принесу, вот увидите. Уж такое будет веселье — собаки взвоют.
Тем временем Макс, Прокоп и Юзек, нагнувшись к Семену, успели тихонько обменяться с ним парой слов. Резко звучит вступление, и рыбаки громко подхватывают мелодию:
Эй, садовник, будь хорош — ты сестры своей не трожь!
А не то и для тебя, эх, найдется острый нож!
— Чего это вы — «сестры не трожь»! — обрушивается на них Павлинка. — Да разве он меня хоть когда тронул! Это он шутит все, шутит, да и только.
Макс двусмысленно кривится и крюком своей железной руки царапает клеенку. Оконь с сомнением покачивает головой. А Прокоп только переводит тяжелый внимательный взгляд с Януария на Павлинку и снова на Януария. Они не спорят с Павлинкой, но в их единодушии скрывается предостережение Зависляку и угроза. В соседней комнате заплакал грудной младенец. Семен вскакивает, бросается в боковушку, склоняется над ребенком, поправляет сползшую перинку, бормочет что-то невразумительное, но ласковое.
— Не боюсь я вас! — вдруг вспыхивает Зависляк. — Никого не боюсь. Балча не боюсь. Выхожу, черт побери, из повиновения. А ты, Семен, — набрасывается он на входящего Семена, — прислужник, прихвостень, так и передай своему хозяину. Семен… — Голос его ломается, становится мягче: как у всех пьяных, настроение у Януария быстро меняется. — Ты лучше всех, я тебе одному все отдам, братом мне будешь, согласен? — Он наливает две рюмки: — Выпей со мной, Семен, за любовь.
Семен скупым жестом отказывается.
— Не хочешь?
— Самогон.
— Самогону за любовь не выпьешь? За Павлинку?
Семен молча отодвигает рюмку.
— А за эту, из города, которой ты кровать тащил, небось выпил бы?
У Семена сужаются зрачки. Он кивает головой.
— И за коменданта твоего, который на той кровати спать будет, тоже бы выпил?
