Когда все зерно было ссыпано посреди тока в две большие, остроконечные кучи, закятчи взял два глиняных кома и, намочив их в арыке, приложил к каждому большую медную печать, которая висела у него на поясе. Потом он взял вилы и осторожно установил комья на верхушке каждой кучки, чтобы Кадырбай не скрыл от своего урожая. Теперь, если взять хоть немного из кучи пшеницы, зерно сверху обсыпется, ком земли наклонится на бок, и закятчи возьмет штраф.
— Хе-хе, как песок! Нельзя дотронуться,— заскрипел старик, любуясь на свою работу.
Закятчи и Кадырбай засучили рукава, взяли друг друга за руки и начали торговаться, как это принято на базаре.
— Эгга, Кадырбай, — сказал сборщик.—Сегодня у тебя очень много пшеницы. Пятьдесят пудов будет...
— Двадцать пять,— возразил Кадырбай.
— Ты дурной человек,— сказал закятчи.—Я и так десять пудов сбросил.
Кадырбай загорячился.
— Тут не больше двадцати пяти. Сам Аллах видит, что у меня никогда не было столько, как ты говоришь, — повторил Кадырбай.
— По-твоему выходит, что закятчи бека (жулик), — заскрипел старик. — Ты умный декхан и должен понимать, что закятчи не получает жалованья, а потому часть хераджа я должен взять себе: ни один тюра (господин) не может мерить пшеницу слуг эмира. Он был бы тогда рабом рабов, а не господином. Кроме того, ты клялся именем Аллаха, а это кюфр (нарушение шариата), и я могу взять с тебя штраф, что выйдет одно и то же, а, может быть, и еще больше, так как я не знаю, сколько надо брать, если кто-нибудь начинает клясться именем божьим. Ты человек бедный, и я согласен сказать амлекдару, что у тебя тридцать пять, но не меньше.
— Хорошо, — с облегчением сказал Кадырбай. — Только сними скорее печати. — Сборщик с таинственным видом взял Кадырбая за руку и отвел в тень.
— Кадырбай, наш бек Мустафа, когда брал от податей свою часть, нарушил доверие солнца Бухары (эмира) и своими скверными руками взял в десять раз больше, чем нужно. Мудрый эмир наказал вора, и уже два дня, как бек Мустафа сидит на своем дворе в дырявом халате, как последний байгуш (бедняк). Что у него было — cветлейший эмир взял в свою казну. Кысмет! Мустафа сидит у арыка и смотрит на землю и воду, которая ему больше не принадлежит. Новый бек еще не знает, сколько надо брать хераджа. Поэтому я приду через три дня. Хайер (прощай), — проскрипел закятчи и пошел к соседу Кадырбая. Там сейчас же оборвалась песня, и замолк шум молотьбы.
Кадырбай смотрел на пшеницу и вздыхал. Третьего дня приходил сарбаз (солдат) амлекдара (начальника области) и требовал джозие (подушную), а теперь продать запечатанную пшеницу было нельзя. Кадырбай посадил Селима караулить печати и пошел во внутренний двор к жене.
