Толпа стрелков, торопливо раздевшись, подплыла к перилам моста и, когда бревна подошли к мосту и пушки стрелять уже не могли — был последний подвиг.
Солдаты по пять, по шесть человек бросались в воду на горящие бревна и хватали руками горящие концы. Руки нескольких человек зашипели на обугленных бревнах, но, даже скрываясь под водой навсегда, обожженный до полусмерти человек не выпускал бревна, и холодные волны отрывали от плота бревно или два, усеянные стонущими, корчащимися людьми.
Бревна нагромоздились возле быка, и холодные волны затушили весь пламень. Мост покачнулся, но выдержал последний напор, и бревна понеслись дальше.
Лодки мчались по реке, спасая утопавших, а командир неподвижно смотрел на груду одежды, оставшейся от его солдат.
Путь был снова спасен!
Искупление вины
1
Басмачество вспыхнуло в сухих долинах и стало тлеть скрытым огнем по кишлакам. Угроза белогвардейского восстания, как дым близкого взрыва пламени тлеющего хлопка, носилась в воздухе.
На притихших вокзалах гремели воинские поезда, и в бесконечные серые пустыни и к белым отрогам снеговых гор лились потоки конницы и, скрипя по расскаленному песку, ползли орудия.
В сердце Средней Азии, где кончается железная дорога, высадился сводный эшелон.
Люди опьянели от двухнедельной вагонной качки, а расплавленное солнце жгло вагоны и раскаляло ветер, который одним дуновением до кашля высушивал легкие.
Есть никто не мог. Жажда и упадок сил от непрерывного пота расшатали последнюю спайку среди случайно составленного сводного эшелона.
Поезд остановился.
В гимнастерках, с темными пятнами пота во всю спину, осоловевшие, измученные люди нестройно побрели к глиняной крепости, охранявшей город.
Все жадно глядели на арбакешей в полосатых халатах и белоснежных чалмах. Они сидели на лошадях, впряженных в скрипящие арбы, и с огромных колес их струился песок, как вода с мельничного колеса.
Кривые узкие улицы, дома без окон с растрескавшимися глиняными дувалами казались необитаемыми. Тишина звала к отдыху, а груды пряного винограда и пахнущих сладких дынь были разложены на белых кошмах по всему базару.
В широко раскрытых прохладных чайных, поджав ноги, неподвижно сидели люди и, затянувшись через длинную камышевую трубку голубым дымом булькающего чилима, запивали затяжку глотком чая из маленькой пиалы, ходившей по кругу.
Не хотелось запираться в вонючие крепостные казармы, и большая часть отряда расположилась в бараках, прилегавших снаружи к крепости.
