— Отходить надо, дружок, — я отступил назад, — отходить. Эх, втравил ты меня в историю.
Вожак вскинул голову, посмотрел сурово, пристально.
— Прости, друг, тут я не помощник. Прости, серый.
А стыдно вдруг стало, словно я трусливый пес хвост поджал. Смотрю на волка — перед зверем лесным и вдруг стыдно. Да что тут поделаешь? Этих порешить я не смогу. Никак. Этих пуля не берет, а в схватке я им не ровня. Прости, друг. Это не моя война, костьми лечь за твою стаю я не хочу. Прости. Волк продолжал смотреть. Внимательно. Буд-то просит.
— Не справлюсь я, серый, — шептал хрипло, всовывая самострел за пояс, — волков перестрелять дело одно, да и осталось их двадцать пять, не более, а маги-оборотни это другое, самому не совладать. Прости.
Хотел уйти. Вожак поднялся, с трудом, но поднялся, заступил дорогу, зарычал. Клыки ощерил белые, острые. Да что я сделать-то могу, волк?
Внизу на реке послышался говор. Язык был мне знаком, но понимал отрывками. То, что тут стреляли, это оборотни сообразили сразу. Проследили откуда и дали приказ найти. Отчетливо услышал, как ломаются ветки под лапами тяжелых полярных волков. Уходить надо. Да что там уходить — бежать! Бежать что есть сил, да еще и отстреливаться на ходу, а затем в схрон, не иначе.
— Бежать надо, — зашептал я волку, — бежать!
Рычит. Стоит на пути и рычит. Эх, серый. Пропадем оба! А у меня в печи похлебка томится. Силки проверить надобно. И жить охота, серый, так жить охота!
Шорох! Справа. Вскинул двустволку, выстрелил не прицеливаясь. Боль стрельнула в плече, уколола в позвоночник. Едва сам не зарычал. Но попал, хруст ломаемых телом сухих веток ковыля был тому доказательством. Снова шорох! Эх, серый, подставился я под удар! И позволяя врагу прикрывать спину, встал на одно колено, приладил рогатину, вставил двустволку. Поехали! Белые тени мчались на меня отовсюду, пугая красными глазами настоящих альбиносов и расцветая алыми цветами падали на снег. Прицелился — выстрел. И уже девять трупов среди заснеженных кустов. Прицелился — выстрел. Двенадцать. За моей спиной раздался вой. Обернуться не мог, продолжая отстрел полярных. Прицелился — выстрел. Прицелился — выстрел. Прицелился — выстрел. До автоматизма доведенный маневр. И глаз цепляется за каждое движение, чтобы произвести привычный порядок действий: прицелился — выстрел.
Пальцы, освобожденные от рукавицы, сводило холодом. Да не до них сейчас. Прицелился — выстрел. И мысль, пронзающая сознание — патроны на исходе! Запасная обойма в схроне, до него шагов двести. Вторая в землянке, туда с километр бежать надо. Третья в северном схроне, до него доберусь, только если уходить придется. Прицелился — щелчок! Вот и все. А самострел достать самоубийство. Оборотни на звук выстрела и пришли! И остается только выхватить левой рукой нож, чтобы встретить мчащуюся на меня зверюгу.
