— Айда, Роман, смотреть, как я Петрухину папаху продырявлю!
У колка азартно толпились мужики. Среди них был Петруха с наганом. После ранения он учился стрелять с левой руки. И вначале нередко мазал, вызывая шутки фронтовиков. Особенно старался Волошенко.
— Эх ты, стрелок! С двух шагов в ворота не попадешь! Вот тебе мое слово, — подсмеивался он.
Сегодня Петруха трижды стрелял в заброшенную на березу Семенову фуражку и промахнулся.
— Давай договоримся: я тебе вместо фуражки манерку поставлю. Стреляй раз и, ежели не попадешь, я бью по твоей папахе четыре раза, — предложил Волошенко.
— Идет! — задорно блеснув синим глазом, ответил Горбань.
Объяснив всем еще раз условия спора, Семен отмерил двадцать саженей и поставил на черный трухлявый пенек фляжку. Подбоченился:
— Стреляй!
Петруха откинул голову влево и не спеша прицелился. Роман заметил, что рука у комиссара была твердой. Наган будто прикипел к ней, ни разу не качнулся. Хлобыстнул выстрел — и манерка плюхнулась в воду. Под общий смех Семен опрометью бросился к ней.
— Черт! Прошил насквозь! — удивленно пробормотал он и натянуто засмеялся. — Это шальная пуля! Случайность!
— А ну, ставь еще! — весело крикнул Петруха, рукавом пиджака вытирая пот со лба. — Все равно, чего уж жалеть теперь фляжку.
Семен поставил. И опять Петруха прицелился и сшиб манерку. Положил пулю рядом с первой. Мужики ахнули.
— Чего теперь, Сема, скажешь? — улыбнулся Роман, разглядывая пробитую фляжку.
— Обдурил меня Петруха, вот что скажу. Он понарошке в фуражку мазал.
— Правильно, — заключил кто-то. — Нельзя же обмундированию портить. И так у нас туго насчет одежки и обувки.
Когда Роман вернулся к костру, Касатик шепнул ему на ухо.
— Мирон снова заходил к командиру.
3
Ночь выдалась безветренная, теплая. Над сонной степью стояли большие, яркие звезды. Из-за бугра выскользнул осколок луны, проткнул острым краем серебристую кисею облака и покатился дальше.
Роман и Петруха выехали из лагеря с расчетом попасть в Сорокину на рассвете. До бора их провожал сорокинский парень, который должен был привести лошадей обратно. А до деревни разведчики доберутся пешком. Там останется не больше трех верст.
Ехали сначала по целине, затем по вязкой прошлогодней пахоте. Кони шли шагом, мерно пошлепывая копытами. В одном месте пришлось далеко объезжать затопленную в половодье низину.
— Надо на проселок выбираться, — предложил парень. — Где-то правее должна быть дорога в Воскресенку.
