Она аккуратно потянула за бурый, изрядно потертый листок картона, подобранного и тонированного под цвет всего камня. Под ним обнаружился выдолбленный в кирпиче тайник, в котором, темнел сверток, плотно завернутый в кусок брезента.
Агафья аккуратно развернула плотную прорезиненную ткань — по коленям рассыпалось жемчужное ожерелье, брошь-камея с крупным изумрудом и жемчугом, с отсутствующей подвеской и с десяток золотых монет царских времен.
* * *
Солнце стояло привычно высоко, тихое небо ласкало синевой, а теплый ветер никак не мог определиться — прогнать ему стайку недружных воробьев с березы, или все-таки разрешить им выяснять отношения дальше.
Гаша тихо скрипнула калиткой, неловко присела на край выгоревшей скамейки. Прислонила пакет к ноге.
— Дедуль, привет.
С обелиска на нее смотрели пронзительные светлые глаза, ласково и чуточку удивленно.
Агафья вздохнула, погладила портрет.
— Ты прости, я стала тебя забывать. А ты, оказывается, всегда рядом был. Всегда с нами, — она помолчала, примеряя на себя новое ощущение — покоя и смирения. — Спасибо тебе за Максика, он поправится, и все у него будет хорошо. Нам с мамой удалось даже ожерелье сохранить.
Она достала из кармана ветровки краюшку хлеба, стала крошить под ноги, приманивая любопытных воробьев.
— Знаешь. Мне трудно без тебя. Никто не посоветует, что делать. Никто не отругает так, как ты только умел — чтобы и не обидно, и стыдно, и больше не хотелось вытворять ничего «такого». У меня в школе проблемы.
«Отчего с матерью не поговоришь?» — мелькнуло в голове.
— Мама заругает, да и некогда ей. Она на работе всегда… Или с Максиком.
«А ты ей помоги, вот у нее время-то и появится».
Гаша уткнулась в кулак и заплакала.
«Эх, ты, коза моя, дереза».
Так ее только дедушка называл.
— Дедуль. Я тут тебе одну вещь принесла… Говорят, лучше поздно, чем никогда.
И она достала из полиэтиленового пакета хорошо отглаженную, старенькую байковую рубашку. Положила ее на черную гранитную плиту.
— Вот. Нашла в гараже коробку с твоей одеждой. Я помню, эта рубашка — твоя любимая была, потому что мягкая, теплая и нигде не жмет.
Формат файла не поддерживается
Дурацкая, конечно, идея…
Но остановить Сашку Тихомирова в период обострения веселья — дело нешуточное, даже я бы сказал, нереальное.
Сегодня, намыкавшись без меня на контрольных, они втроем с Пашкой и Горынычем ввалились в гости: поддержать друга в его непосильной борьбе с гриппом.
— Макс, подыши на меня хорошенько! — вертелся около меня рыжий Горыныч — Сенька Стефанович, приличный в общем чел, получивший свое прозвище еще пятом классе из-за огромного роста: тогда он на две головы был выше любого из нас, а сейчас из него вырос гориллоподобный волейболист. — Контрольку по алгебре я не напишу, и моя «пара» ляжет несмываемым пятном позора на твою почти безупречную репутацию!
