— Лера! Лерка, что с тобой, — верещала родственница и иступлено избивала ее по щекам.
Лерка удивленно посмотрела на того, кто держал ее за руку:
— Дед Назар, я, что умерла?
Тот покачал головой и потянул ее в сторону развалин.
Лерка запрокинула голову, задохнувшись от открывшийся ей красоты, стараясь запомнить все мельчайшие детали:
— Ради того, чтобы запечатлеть такое, точно надо научиться рисовать!
Поверх серых, ясно очерченных стен, существовавших в Леркиной реальности, словно тонкая вуаль, галограмма, мерцали давно утраченные в веках порталы, башенки и своды. Словно две проекции прошлого и настоящего слились в одно изображение, дополняя и поддерживая друг друга. Лерка успела разглядеть мраморное кружево аркатурно-колончатого пояса, изящные ребра колонн, яркие витражи окон, голубой шатер купола.
Дед Назар подвел ее к главному входу в часовню, там, где два окна — узкое и круглое — расположились одно над другим, образовав некоторое подобие цифры восемь.
— «Восьмерка», — заворожено прошептала Лерка, интуитивно понимая, куда надо двигаться дальше — прямо.
Дед Назар кивнул и потянул ее внутрь часовни.
На пороге их ждала неприветливая женщина в черном монашеском одеянии. Она сомкнула руки на груди, всем своим видом давая понять, что крайне обеспокоена и даже разгневана.
Хранительница часовни, догадалась Лерка.
— Мы не воры! — крикнула ей Лерка. — Со своим пришли, со своим и уйдем.
— Истина, — кивнул старик и показал Хранительнице свои руки — они были чисты, ни пятнышка черного воровства.
Женщина немного отошла в сторону, позволив им пройти, но не оставила одних, последовала за ними.
— Нам сюда, — дед Назар шагнул в дальнюю, более всего разрушенную часть здания: вместо стены призрачно мерцала ее галограмма. — В шестидесятые тряхануло тут хорошо, вот и обвалилась стена, — пояснил он.
— Семнадцатый кирпич, — догадалась Лерка. Она наклонилась, чтобы увидеть основание, нашла нижний кирпич, большой и прямоугольный булыжник высотой сантиметров в десять, и стала подниматься все выше, методично отсчитывая камни.
«Десять, одиннадцать, двенадцать…»
Ей приходилось считать полупрозрачные, призрачные кирпичи, не существовавшие уже в реальности. Они мерцали, подрагивая в лунном свете, поэтому пальцы все время промахивались, Лерка сбивалась со счета, несколько раз начинала заново. Если бы не старик, зорко следивший за каждым ее движением и поправлявший ее, она бы сбилась и ничего не нашла.
Рука коснулась семнадцатого кирпича — призрачно парящего в полумраке куска необожженной глины:
