Манштейн стал читать приказ коменданта Киева, приведенный в письме начальнику Украинского партизанского штаба:
— «…Случаи поджогов и саботажа, участившиеся в Киеве, вынуждают меня прибегнуть к самым суровым мерам. Поэтому сегодня расстреляно 300 жителей Киева. За каждый новый случай саботажа или поджога будет расстреляно значительно большее количество жителей Киева.
Этергард, генерал-майор, комендант города.
2.II.1941 г.».
Манштейн взял другой лист.
— «29.IX.41. Бабий Яр. Было заметно, как слой земли шевелится от движения еще живых людей. Свидетельствуют М. Ф. Петренко и Н. Т. Горбачева. Руководили уничтожением людей в Бабьем Яру: офицер СС Топайде, сотрудники жандармерии Иоганн Меркель, Фогт и командир взвода СС Ровер… 14.X.41. Расстреляно 300 больных из психбольницы в балке Кирилловской рощи…»
Удивительно… — произнес задумчиво Манштейн, подняв голову и уставившись в свой родовой герб, на котором подстриженный пудель замахнулся мечом в сторону востока.
— Удивительно, что эти Петренко и Горбачева вылезли из яра живыми, — подхватил Вассерман. — Но наша контрразведка знает свое дело. Донесение у нас.
— Да, наша немецкая контрразведка работает безукоризненно, — все так же задумчиво сказал фельдмаршал, кивая головой. — Думаете, этот документ составлен в одном экземпляре?
— Может, и не в одном. Но Киев еще наш! А подпольщики пишут с такой уверенностью, словно Ватутин уже взял город и большевики вообще победили в этой войне.
— Где сейчас шпионка? — как бы между прочим спросил Манштейн.
— Ее допрашивают о сообщниках с помощью собаки, выдрессированной на специальной ферме-псарне.
— Специальная собачья ферма? — поднял удивленные глаза на Вассермана Манштейн. И тут же с безразличием добавил: — Хотя мне нет до этого дела. Я человек военный.
Зазуммерил телефон. Манштейн взял трубку. Звонил генерал-полковник Гот.
Вассерман вышел.
— Добрый вечер, — поздоровался Манштейн. — Что нового у вас?
— На киевском направлении Сороковая и Двадцать седьмая армии генералов Трофименко и Жмаченко начали наступательные действия на Букринском плацдарме.
— Снова старое, — кивнул Манштейн. — Ничего нет удивительного. Скоро праздник большевистской Октябрьской революции, и они хотят отметить этот день еще одним наступлением с Букринского плацдарма, обреченным на провал.
— Так точно, господин фельдмаршал! — согласился генерал Гот.
— Вы знаете, что я вас ценю как стратега, как теоретика, как истинного солдата! — воскликнул Манштейн и умолк, иронично усмехнувшись.
