Удивительно все это было Маняше. Как, почему?.. Не верилось, что колечко — то самое! — вернулось к ней, побродив по белу свету. Пашка Кривобокова вернула колечко! Думала ли Маняша?.. Да подобного и вообразить было нельзя! В чем же причина? Сама Маняша на этот вопрос не находила ответа и склонялась к убеждению, что дело это смахивает на чудо. Иначе как объяснишь, что Пашка сохранила колечко да не какое-нибудь, их у нее было много, а именно это, Маняшино. Впрочем, если по совести, и не Маняшино… неизвестно чье. Кому оно по праву принадлежало, теперь и не скажет никто. Очутилось вдруг в кармане Маняшиной шубейки. Тоже как чудо…
Опасливые мысли о козе перебивались у нее удивленными мыслями о колечке, и Маняша не знала, за что теперь в первую очередь схватиться: и коза ее, гулена, донимала, и возвращенное колечко не давало покоя. А тут еще пожар у дяди Лукьяна. Хочешь не хочешь, а об этом тоже невозможно не думать. Человек пострадал, и хоть не близкий, да полжизни рядом с ним прожила. Куда ему теперь? Да, многовато для одного дня: сон, покойница, пожар, колечко… и вот если еще коза. Многовато, бабушка, многовато таких переживаний, полегче бы надо жить.
Маняша опять почувствовала сильный укол в левой части груди. Она остановилась и даже присела чуть-чуть. Боль была острая, но быстро отпустила. Маняша не испугалась — привыкла: сердце у нее давненько покалывало. Что ж, пора, седьмой десяток идет, а сердце у любого человека не железное. Но еще стучит, слава богу, гонит ее сердчишко кровь. Ничего, авось постучит еще годков пяток. Больше-то и не надо, и то хорошо. Пяток или там десяток. Маняша при этой мысли невольно усмехнулась. Согласна, видите ли, еще на десяток. Может, и от целых двадцати не откажешься, старушка? А что, только бы ноги носили да сердце помаленьку стучало. Ну беги, беги, ищи свою козу. Где она, гулена проклятая, образина рогатая?
И Маняша снова затрусила помаленьку.
«Надо бы на часы взглянуть, — размышляла она. — А то не рано ли я всполохнулась? По солнцу вроде бы не рано. Вон оно уже за деревьями скрылось. Не рано, видать, вечер наступил».
И все-таки она зря всполошилась. Ошиблась. Не опоздала она. Как раз вовремя, будто по звоночку, выбежала. И о козе своей напрасно плохо подумала. Коза, ее коза, такая важная из себя особа, впереди следовала. Самой первой, как генерал какой-нибудь, по дороге вышагивала. Вела все стадо. Вот тебе и образина двурогая. Как бы не так — полководец козлиный! Походка степенная, взгляд такой ответственный, не стадо — войско ведет. Вот она какая, Маняшина коза!
