— Ну как хочешь, Маняша, а я по-другому не могу. Долгая жизнь, я смотрю, нам с тобой обоим на роду написана. Вон ты еще какая! Прямая и седины вроде нет…
— Ничего, еще бегаю, — похвасталась она. — Кости скрипят, да я внимания не обращаю. Пенсию получаю, сама зарабатываю, живу самостоятельно, ни от кого не зависима.
Зачем она это Тимоше говорила? Только теперь спохватилась. Ведь хвастаться сразу начала. Расхвасталась, дурья башка! А он слушал, кивал головой, будто его все до единого словца интересовало.
Маняша вспоминала и удивлялась, как она быстро разговорилась в тот раз с Тимошей. Куда и страх подевался! Развязался язык, молола себе и молола, как иная бабка у колодца. Ее дома с водой ждут, а она с соседкой целый час судачит, из пустого в порожнее переливает. У Родимушки, что ли, переняла? С ним, с Родимушкой, молча не посидишь, не захочешь, да заспоришь.
Тимоша да Лукьян Санаткин… Вот теперь вокруг них чаще всего мысли у Маняши вертятся. Где Тимоша, тут, гляди, и дядя Лукьян. А где Родимушка, там рядком и Тимоша появится. Два товарища. Правильно говорил Тимоша: за год до Маняшиной свадьбы они вместе ходили, водой не разольешь — такие были приятели.
Встретившись с Тимошей, Родимушка ни словом о Маняше не обмолвился.
— А я не спросил, — сказал Тимоша. — Не знал, что рядом в городе живете.
— И никто не сказал? — спросила Маняша.
— А кому? Годуновские к нам не ездят: мы другого совхоза. В Павловском твоих не осталось. Поди, никого и не узнаешь, если по улице пройдешь.
— И такое может быть. Те, с кем в детстве бегала, где они теперь?..
— Кто где.
— Никого, я думаю, не осталось.
— Чего же не осталось. Кое-кто живет. Арина здесь, — сказал Тимоша.
— Жива Ариша? — встрепенулась Маняша.
— Жива.
— Батюшки! Поглядеть бы на нее!
— Приезжай еще разок и поглядишь. Уехала Арина в гости. Де конца месяца.
— Ай, жалость-то какая! Ариша жива… Сколько же ей теперь лет? Да что я говорю: мы же одногодки. Вместе в школу бегали.
— Да, вместе бегали, — подтвердил Тимоша.
— А вы, Тимофей Емельянович, так здесь все время и жили? — спросила Маняша. — Как после войны, так и…
— С самого сорок шестого года. Сорок пятый в госпитале пролежал, Маняша. Потом до весны у сына в Москве. А как потеплело, потянуло меня на родину. Позвала земля. Дай, думаю, хоть еще разок на свое Павловское погляжу. Полжизни по морям, по волнам, куда только меня не кидало.
После этих слов Тимоша задумался, покачал тихонько головой. Маняша его не понукала. Мало ли что человек вспомнил. Всю войну прошел.
