— Митрича, значит, по-твоему, кулачили?
— Митрича. А кого же еще? Ты сама сказала.
— Я-то сказала. А ты подумал?
— А что? По-твоему, не так? — спросил Родимушка.
— Совсем не так. Не получается у тебя тютелька в тютельку. Митрич всю жизнь на Цыгана горбину гнул, Цыган с компанией его и научили. Митрича как подкулачника выслали, за поджог риги. У него в избе сквозь потолок небо светилось. Беднее его в Павловском одни Петровы были. Откуда же у Митрича тогда кольцо взялось? На какие бы шиши купить ему? Это теперь у баб все пальцы кольцами унизаны. А как мы жили? Вспомни.
— Верно, — не споря, согласился дядя Лукьян. — Не то что-то вроде… Кого же раскулачивали, ежели не Митрича?
— Тебе виднее, — засмеялась Маняша. — Ты кольцо клал!
— Ну вот. Это точно, что я клал. А кого увозили, запамятовал. Пра слово. Времечка много утекло. Не подскажешь?..
Маняша оттолкнула Санаткина.
— Врать не надо, Лукьян Макарыч, вот что я скажу! Я и сама ведро-то подыму. Ну-ка, поди прочь! Отойди, я тебе говорю, дальше! Ишь, помощник нашелся, кольцо он подкинул! Твое, значит, колечко? У-у, врун старый! А еще газетки читаешь!
— Обижаешь, Маняха, — грустно покачал головой Санаткин. — В такой день обижаешь… Ну вот. Я потерпевший. Погорелец. Зачем обижаешь?
Маняша молча вытащила из колодца бадью, долила из нее в свое ведро, подняла его и, не отвечая дяде Лукьяну, пошла к калитке. Нечего тут! Пусть знает, как врать. Вот еще чего вздумал!
— Напрасно, невеста, ты, напрасно, — вслед ей твердил дядя Лукьян, — напрасно это. Ни за что обижаешь. По больному бьешь. Пра слово, ни за что лупишь.
Не удостоив соседа взглядом, Маняша скрылась у себя во дворе. Поставила ведро у крыльца, прижала ладонь к груди. Зашлось сердце, заболело, словно иглу кто воткнул. Сын увидел в окошко, выбежал:
— Мама, да разве ж я воды не принес бы!
Маняша вдохнула побольше воздуха. Ничего, отошло вроде бы…
— И-и, сынок, — сказала она, — всю воду ты мне все равно не перетаскаешь. Я привычная. Ношу да ношу помаленьку. Тут вот соседушка-то наш что удумал. Скажу, так не поверишь. Ну и хи-и-мик! Про колечко-то…
Маняша присела на кровать. Меньшой поставил ведро с водой на веранде, вошел в чулан.
— Только, сынок… зачем ты ему про колечко сказал?
— Я сказал? Нет, мама, я ни слова не говорил.
Маняша всплеснула руками.
— Подслушал, бес! Под окном стоял, слушал! Вот он какой, наш Лукьян Макарыч!
— Любопытный старик. Так что же он удумал?
— А вот что…
Сын слушал, покачивал головой, тихонько посмеивался.
