— Так покажешь?
— Чего ж, покажу. Покажу, коли знаешь… Я вот думаю, кто мне тогда его в карман сунул… По ошибке али нет? Когда раскулачивали, народу много собралось… Тимоша Петров мог бы. Но Тимоши, я помню, в тот день не было.
Дядя Лукьян вдруг встрепенулся, как петух.
— Не было Тимохи, — многозначительно подтвердил он. — Не мог Тимоха. А кто сунул, я знаю, невеста.
— Знаешь? — протянула Маняша.
— Ну вот.
— Кто же?
— А то не догадываешься?
— Не догадываюсь. Людей много было.
— Да я. Пра слово, — виновато сказал Родимушка.
— Ты-ы?!
— Я. Лично. Тимохи в тот раз, сама говоришь, не было. Ну вот. А я был. Вспомни, был я?
— Ну хоть и был. Ты везде бывал, так что из этого? — насмешливо сказала Маняша, качая головой. Она знала, что пристыдить Родимушку невозможно, и поэтому не особенно старалась. — Был, да не клал кольца. С чего бы ты его положил?
— Ну вот. Ндравилась ты мне.
— Ндравилась! Да тебе все ндравились. Вспомни-ка.
— Ты, невеста, в особенности. Пра слово. Кабы не Василий…
— Ну да, кабы не ухабы! — оборвала его Маняша. — Перестань врать, дядя Лукьян, ты знаешь, что я этого не люблю! Не докажешь, что кольцо клал, и не пытайся.
— А ежели возьму и докажу?
— И не пытайся, говорю. Подымай ведро.
— Погоди, невеста, ведро потерпит. Я правду говорю: мое кольцо… то есть я клал. А было так…
Тут Родимушка призадумался.
— Ну, ну — как? — подзадорила его Маняша.
— Кого в тот раз кулачили-то?
«Схитрю сейчас!» — решила Маняша.
— Да соседа твоего. Митрия. Забыл, что ли?
— Во-во, Митрия, его самого. Помню, как же, хорошо помню! — обрадовался Санаткин. — Дело было, помню, по весне. Ну вот. Снежок уже почти весь сошел. Не было снежка, стаял.
«Помнишь ты! — подумала Маняша, радуясь, что так ловко заманила Родимушку в ловушку. — Снега было по колено, зима была. Сани в снегу увязали! И не Митрия кулачили. А он — помнит!»
— Ну я в сенях был, — продолжал дядя Лукьян. — Колечко-то в щель закатилось. А золото, оно — блестит.
«Блестит, да не там! — говорила свое Маняша. — Мокрое было колечко, как сейчас помню: не из щели его брали, а из снега. Так со снегом в карман мне и сунули. Ну, ври, ври дальше!»
И Родимушка врал безбожно:
— Я ногой наступил, а потом — цап и в карман! Пра слово. Ну-ка, думаю, где Маняха? — он повертел головой, показывая, как искал ее тогда. — Ты стоишь, рот разинула: целиком и полностью зрелищем увлечена. Я тебе колечко-то и опустил в карман. Ну вот.
— И все?
— Все, невеста. А чего еще? Опустил, и все. А ты и спасибо не сказала. Ну вот. Теперь ты всю правду знаешь. Полную.
