— И ловкий, заметьте. Остро написал, а пропустили в печать.
— Вот бы его к нам в гимназию… Поговорить бы… Эта мысль понравилась Анюту. Хотя осуществить ее
было не просто. Летом — другое дело. Собрались бы на сходку, как это часто делали гимназисты, где-нибудь в Арменикенте или на пустыре по дороге в Баладжары. Сейчас декабрь… Звать Васильева в гимназию — вряд ли пойдет…
…Они встретили его после уроков. Реальное училище помещалось недалеко от Парапета, вблизи гимназии.
— Здравствуйте, Михаил Иванович, мы к вам… Васильев осмотрел гимназистов, их было не менее десяти. Кто они, эти пареньки с едва пробивающимися усиками? Чем живут, чем интересуются? Он вспомнил свои гимназические годы в Пятигорске.
Ашот спросил, не согласится ли Михаил Иванович побеседовать с его товарищами.
— Отчего же, — ответил Васильев, — если вам это интересно…
Они сидели в большой комнате с высокими потолками, в которой стояло несколько стульев и медицинская кушетка. Видимо, приемная врача. Васильев обратил внимание на то, что ребята входили в этот дом напротив Сабунчинского вокзала не группой, а поодиночке, как бы соблюдая правила конспирации. «Значит, не впервые собираются», — подумал он.
Ашот Каринян чувствовал себя здесь как дома. «А может быть, это приемная его отца?» — предположил Васильев.
Они договорились прочитать фельетон в присутствии учителя, не задавая вопросов. Но началось именно с вопроса:
— Михаил Иванович, а почему вы взяли эпиграфом стихи Гейне? Разве русские писатели не писали о том же?
Васильев рассмеялся и сказал:
— Да это ведь понятно. Ей-богу, понятно. То, что в русской газете позволено немецкому поэту, для русского — табу. Читай, Ашот! Но будем терять времени.
— Брось свои иносказанья
И гипотезы святые, —
На проклятые вопросы
Дай ответы мне прямые.
Отчего под ношей крестной,
Весь в крови, влачится правый?
Отчего везде бесчестный
Встречен почестью и славой?
Ашот сделал паузу и продолжал:
— «Я не знаю другого более важного, более дорогого для нас понятия, чем то, которое мы обозначаем красивым словом «счастье». Можно смело сказать, что жизнь всякого человека, жизнь всего человечества есть вечное искание счастья. И вместе с тем нет другого более неопределенного и неясного понятия…
Что же такое счастье?»
«А он уже не первый раз читает», — решил про себя Васильев. Ему приятно, что ребята так заинтересованно слушают фельетон. Важно было понять, чего добиваются ребята. Простое юношеское любопытство? Стремление познать больше? Или желание действовать, бунтовать, протестовать?..
