Живая душа | страница 18



Куцый зимний денек уже кончался, близились сумерки. Если бы выпала сегодня «третья случайность» — глухая темная ночка, то Александр сумел бы незаметно уползти. Да только не выпадет этот случай. На бледно-фиолетовом небе первые звезды прорезались, и над кромкою леса всплывает белый, в ледяном блеске, шар луны. Ясная будет ночка, стеклянная.

А фашист прямо-таки остервенел. Будто поклялся, что не выпустит Александра живым. Стреляет и стреляет, и не спешит убраться в свой теплый блиндаж. И про осторожность свою забыл. И сумерки ему не помеха.

Погоди-ка, подумал Александр, а ведь тут появляется надежда переиграть фашиста. Ведь совсем неплохо, что он так рассвирепел. Это прекрасно, что он так рассвирепел. Попробуем его успокоить.

Отправляясь в засады, Александр брал с собой небольшой сосновый чурбачок. Он годился для разных случаев — в окопе можно присесть на него, можно использовать вместо бруствера, можно превратить в нехитрое «чучело», в отвлекающую мишень.

И сейчас Александр стал нащупывать ногой этот чурбачок, затем ухитрился поставить его торчком. Оставалось высунуть приманку над краем траншеи.

Все было правильно рассчитано. Едва Александр подтолкнул чурбачок и тот выкатился наверх, вздымая над собой снеговую шапку, раздался винтовочный выстрел. И на немецкой стороне, в кустах можжевельника, Александр различил бледную вспышку огня, похожую на розовую сосульку.

И Александр успел бы послать ответную пулю. Успел бы. Но по левому боку, под ребрами, полоснула рвущая боль, от нее перехватило дыхание. Отскочив рикошетом от чурбака, пуля немецкого снайпера все-таки задела Александра…

Теперь это был конец. Александр чувствовал, как от крови намокает нижняя рубаха и гимнастерка. Кружилась голова. Тошнотная слабость разливалась по телу. Боковым зрением Александр еще видел чурбачок, медленно катившийся по снегу. Подстегнутый пулей, он поворачивался, мелькали пятна сучков…

Теперь конец. Долго в этой траншейке не пролежишь, потеряешь сознание и замерзнешь. А уползти немец не даст. Он еще следит. Он ведь понял, что его обманули.

Оставалось единственное — выстрелить наугад по кусту можжевельника. Это последняя возможность, почти безнадежная попытка, но Александр обязан ее использовать. Медленно — по волоску, по миллиметру, — превозмогая чудовищную боль, стал он приподниматься, приник к оптическому прицелу… И в это время фашист еще раз послал пулю в чурбачок. Очевидно, для проверки. Для пущей надежности. Снова вспыхнула в кустах розовая сосулька пламени, и Александр поймал ее в перекрестье прицела, нажал крючок. Вскинулась на колени белая фигура в маскхалате, упала, придавив ветки.