— Таня, перестань сейчас же…
— …и ханжа. Вы не пожелали этого сделать. Способный мальчик со слабым здоровьем, интеллигентный мальчик торчит на мебельной фабрике. А Женя не спит все ночи от тревоги… И если вы хотите жить для людей, подумайте прежде всего о своих близких. Да, вы очень много верного сказали о себе. Вы суетны и тщеславны, вы прожили дурную жизнь. Вы снимали сливочки, вы рвали цветочки, а Женя «создавала вам условия». Она работала, она кормила вас, когда вам пришла дурацкая мысль опять учиться.
Она всплеснула руками:
— Ну что за жизнь? Общежитие, скверные буфеты, к концу месяца — ни гроша. Стыдно… «Вот Дима кончит», «Дима такой талантливый». И Дима кончил, получил прекрасную профессию — сам ее избрал, никто не навязывал. Комнату дали. Оба работаете — жизнь начинается. И вдруг — не знаю, как это назвать: безумие, психоз или самодурство? — «не хочу быть архитектором, я художник, ваятель…» И вы, позволив Жене себя содержать, снова начинаете учиться, а Женя работает.
— Татьяна! Замолчи, ради бога! Все правильно было… Перестань…
Какое там! Протесты Жени только подливали масло в огонь.
— Комнату вы обратили в конюшню: глина, гипс, нечем дышать от этой белой вонючей пыли, которая стоит в воздухе. Опять стипендия, столовки… Женя месит вам глину. Да, да, я видела это сто раз — Женя, высокоодаренный человек, месит глину, стирает халаты. Она не выпускает из рук ведра и тряпки. Все руки в трещинах, кашляет, ни одного приличного платья. Она к тому же еще и не работает, а она ведь тоже архитектор, но у нее нет вашей пробивной силы и, кроме того, она ваша служанка…
Никто не слышал, как скулил Рекс, жалобно поглядывая на хозяев; не слышали, как пришел сын, открывший дверь своим ключом. Игорь, не раздеваясь, стоял в передней. Лицо у него было усталое и несчастное: «Ссорятся». Дома последнее время было нехорошо. Воздух был напряженным и тяжелым.
Игорь, не понимал, что случилось, но атмосферу недовольства чувствовал, и она подавляла его.
— Вы кончили? — спросил Дмитрий Николаевич, когда Татьяна замолчала наконец. Бог знает каких трудов ему стоило сохранить спокойствие.
— Да, — сказала она надменно. Она глядела победительно — никто не мог ее опровергнуть: все, что она говорила, было правдой.
— Прошу вас уйти и более нашего дома не посещать, — сказал Дмитрий Николаевич тихо. Он побледнел, у него дрожали руки и колотилось сердце.
— Вы не имеете права выгонять меня из дома моей сестры. И вы еще будете умолять меня…
