— Сбо’ник готовлю.
Так незаметно пролетел вечер.
Часы пробили одиннадцать. Арсений встал и на цыпочках подошел к постели. Анна Александровна спала.
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в висок.
— Я, знаешь ли, наме’ен свозить ее летом в Москву. Может быть, там ее поставят на ноги. Как ты думаешь?
Он ловил взгляд Дмитрия Николаевича, а тот отводил глаза — он не верил, что человека, пролежавшего пять лет, да притом немолодого, можно где бы то ни было «поставить на ноги». Все-таки он сказал:
— Да, очень может быть. Ведь она же встает понемногу. Почему ты раньше этого не сделал?
— Я возил ее в И’кутск, сюда п’иглашал бесчисленное количество в’ачей. У нее ведь не ’евматизм; у нее полинев’ит, обострившийся в связи с климаксом. Меня обнадеживали — п’ойдет в’емя, и она встанет. Но кажется, она никогда не встанет.
— Сколько Аннушке лет?
Арсений опасливо оглянулся на кровать жены:
— Тише… Пятьдесят шесть, если по-честному. Она ста’ше меня на четы’е года. Непохоже, п’авда? Ей не дать больше со’ока пяти.
Дмитрий Николаевич опять поддакнул, подумав при этом, что Анна поразила его в первую же минуту встречи тем, что оказалась лет на десять старше, чем он предполагал. Он считал ее моложе себя.
— Алисе было бы со’ок пять, — сказал Арсений и вздохнул: Алиса была его младшей сестрой, умершей в годы войны. — Да, да. Они с Женей были школьными под’угами. Пойдем спать, однако. Ты ничего не имеешь п’отив, мы п’иготовили тебе постель в комнате Алисы?
Дмитрий Николаевич усмехнулся:
— Я не боюсь призраков, чудак ты, право. Она так и не вышла замуж?
— Нет.
Арсений зажег свечу, и они поднялись по узенькой лестничке в комнату Алисы.
Дмитрий Николаевич снял фотографию и, улыбаясь, принялся ее разглядывать: две девочки, почти одного роста, в коротких платьях и широкополых шляпах, стояли взявшись за руки и щурясь от солнца. Совсем выцвел и потускнел бледно-коричневый фон фотографии, но воображение дополнило то, что уже невозможно было разглядеть: Дмитрий Николаевич видел за их спинами крышу дома, забор, деревья за ним и белые пятна у ног девочек — это куры. Фотография была любительская и сделана на даче, под Ленинградом, где одно лето он гостил у Арсения, а по соседству жили Татьяна и Женя со своими родителями. Может быть, именно тогда решилась его и Женина судьба… Он вспомнил ее, какой она была со дня их знакомства, в то памятное лето, и наконец в час их прощания, перед его отъездом. Ему показалось тогда, что он не увидит ее больше. Сейчас он старался убедить самого себя, что не было этого ощущения, но это ему плохо удавалось.
