Много навалилось на нее бед, словно судьба ее только того и дожидалась, когда она подрастет, окрепнет…
Кроме неудачи с институтом было у нее еще одно горе — оно стояло первым по значительности, пока все не заслонила мамина смерть. И некому рассказать, так и лежит все на сердце.
Лиза стояла у окна, прижавшись лицом к стеклу. Она была не в форме, а в летнем пестром платьице, смятом под мышками. Должно быть, спала. Дмитрий Николаевич встал по другую сторону окна. Лиза застенчиво улыбнулась ему. Он спросил:
— Отдежурили?
— Нет, я спала. Сейчас Валю буду сменять.
Так они стояли возле окна, молча.
Лиза задумалась, и лицо ее стало спокойное, как у спящей. Должно быть, очень глубоко задумавшись, она была сейчас далеко. Ведь и у нее, семнадцатилетней, было свое маленькое прошлое, которое, несмотря на горе ее и вопреки ему, представлялось Дмитрию Николаевичу лугом, покрытым ромашкою, росой на высокой траве и бормотаньем невидимого родника.
В лице Лизы не было девической диковатости, иногда притворной. В ее речах и манерах не было жеманства, искусственной живости. Смех ее не был громок и развязен. Ничего не было в ней напоказ. Она была естественна и непринужденна, потому что не знала, что одного надо бояться, перед другим позировать, а с третьим держать ухо востро и что она еще ото всех зависима и очень слаба. Она держала себя бесстрашно, как сильная, может быть потому, что соприкоснулась с горем. Именно это, а не красота ее (впрочем, одно с другим было как-то связано), отличало ее при первом же взгляде.
— Вы… кажется, людей не боитесь, — сказал Дмитрий Николаевич.
Она не удивилась и не сразу вышла из задумчивости.
— Вы про старика?
— Хотя бы.
— Его не боюсь. Может быть, мне еще не приходилось сталкиваться с такими, которых надо бояться. Впрочем… Перед одним человеком я теряюсь. — Она взглянула прямо в глаза Дмитрию Николаевичу и слегка покраснела: — Это тоже значит бояться?
— Перед кем же?
— Долго рассказывать…
— А я думал, у вас ничего такого еще не было, — сказал Дмитрий Николаевич с досадой, которую не понял в себе и поэтому не сумел скрыть.
Лиза, разумеется, ничего этого не заметила.
— Нет, было уже, — сказал она и обещала: — Вот подождите, я сейчас сменю Валю, она ляжет, и пассажиры заснут. Я все вам расскажу…
Он кивнул, хотя ему не хотелось выслушивать эту историю, которая, должно быть, обыденна и наивна. Он был слегка огорчен и разочарован:
— Хорошо. Если только я не засну. Устал, знаете…
