Последняя командировка | страница 10
Дмитрий Николаевич страстно любил свой город, но не сразу, однажды, он осознал и понял, что здесь он очутился недаром…
«Я строить учился у Монфернана и Растрелли; у Клотда и Фальконе я взял первые уроки скульптурного, пластического мастерства, и у Невы я учился, как надо соединять краски, — чисто голубую акварель оттенять черной тушью, мешать, не смешивая зеленое, желтое и фиолетовое… Но плохим я оказался учеником…»
Дмитрий Николаевич просидел так, пока не застыли ноги и небо просветлело на горизонте. Тут он испугался своего долгого отсутствия и быстрым шагом направился домой. Через пять минут — мастерская была очень близко — он опять у себя. Ночь прошла без сна, но длинной не показалась.
За эту ночь было решено, что настало время платить по счетам…
На рассвете он вышел из комнаты и натолкнулся на Рекса, спавшего в столовой, возле его дверей. Ему вдруг стало жалко Рекса, который будет без него скучать. Он любил животных, иногда ему даже казалось, что он любит их больше людей, часто приносящих зло.
В дверях ванной он столкнулся с Игорем:
— Что так рано?
— На работу.
— Сейчас пять утра.
— Начинается моя смена. Я теперь буду посменно.
Сын хотел проскользнуть. Он остановил его за плечо:
— Злишься?
Лицо Игоря было замкнутым. Это было худое, мальчишеское лицо, с сильно выдающимися скулами и подбородком («как у Жени»). Глаза были небольшие, глубоко посаженные, умные и живые, совершенно черные, «игрушечные» — говорили, бывало, когда Игорь был маленький, — а волосы светлые, но без желтизны, какие называют пепельными. Они вздымались, пушистые и волнистые, над высоким белым лбом, и от этого лицо его, неправильное с точки зрения пропорций и угловатое, казалось интересным. Дмитрий Николаевич подумал с нежностью: «Нос башмаком и даже как будто на сторону немного, а ведь недурен». Он положил руку на худое плечо мальчика:
— Есть у тебя время, ну хоть с полчаса?
Игорь задумался:
— Пожалуй.
— Давай поговорим. Чаю вместе попьем. Идет?
— В кухне накрыть?
— Да. Маму не разбуди.
Город еще спал. Движение только начиналось, и Дмитрий Николаевич, одеваясь, прислушивался, как нарастает шум: прогрохотал грузовик, взревела где-то сирена.
— Готово! — позвал сын.
Рекс тоже встал и тяжело проследовал в кухню, стуча когтями по паркету, громко зевая и оборачиваясь на хозяина.
— Тебя, брат, накормят, накормят без нас…
Сын молча подогревал кофе, жарил гренки. В его высокой сутуловатой фигуре и в манере держаться было что-то очень напоминающее Женю, с ее неженственной фигурой (когда-то именно этой угловатостью она и очаровала Дмитрия Николаевича).