Хотя: «Какой крест? Нельзя!» Все нас пугали. Все можно с любовью, и я этому очень рада. Я рада, что вот это благословение архиепископа Гавриила – оно дало мне очень много. И прошу его молитв: «Владыка, помолитесь обо мне и теперь, как тогда молились». Замечательный владыка, редкий.
– Когда вы встречаетесь с публикой, выходите на сцену, когда вы слышите аплодисменты, как вы теперь к ним относитесь?
– Это кошмар, это всегда был кошмар. Это стресс, это же чудовищно. Когда ты вдруг открываешь свою душу, говоришь что-то сокровенное, а иначе нельзя выходить на люди, и вдруг после этого хлопки, это как-то очень резко обрывает твой внутренний посыл. Нет, это психологическая травма.
– Во время общения с публикой, во время телевизионных, радиопрограмм вам удается в какой-то степени проповедовать евангельские ценности?
– Да ни в коем случае. Проповедуют священники. Вообще, любой человек может только исповедовать веру своим примером, своим видом, своим отношением к людям. И сказано самое главное: «Любите Бога превыше всего и ближнего своего как самого себя». Это очень трудно, это очень глубокая заповедь. Она космическая. Это очень тяжело. А об остальных мелочах разве думаешь? Это ерунда, это внешняя какая-то сторона, понимаете? Она не должна быть, это стыдно. Нет, если меня спрашивает кто-то, говорит: «Матушка, как, там, например, свечку…» – я подскажу то, что я знаю. Если что-нибудь спросят, я скажу, конечно. А вот так вдруг сказать: «Надо то, надо се», – да какое я имею право: «Надо то, надо се»? Душа человеческая, во-первых, очень глубока, и она свободна. Человек сам выбирает. Вот мне сказали: «Ходи в апостольнике, это твоя проповедь» – это мне еще сказал архиепископ Амвросий, когда постригал, я так и сделала. Но он же мне не сказал проповедовать. И у каждого человека – свой духовный опыт. Никогда своим опытом, какой бы он ни был, вот так поделиться с другим или навязать невозможно. Если человек спрашивает, можно подсказать. Известно, как старцы иногда иносказательно, иногда шутя, тот же Амвросий Оптинский, прибаутками и очень просто.
– А вам случалось слышать такие упреки в свой адрес, что инокиня занимается такой публичной деятельностью, где ее видят тысячи людей?
– Ну, а что поделать? Это мое послушание. А потом, если ругают, это тоже хорошо, полезно. Это отрезвляет, и потом думаешь, действительно… Нет-нет, это очень полезно, пусть ругают. Правильно, чего инокиня полезла в телевизор?
