Я тоже задремала, проснулась оттого, что папа тряс меня за плечо:
— Лисеныш, Байкал!
Устье Ангары вдруг раздалось — и мы незаметно очутились в водах озера. Берег по левую руку был сплошь застроен.
— Это поселок Никола, плавно перетекающий в Листвянку, — объяснил папа. — Никола на берегу Ангары, Листвянка — уже на Байкале.
Здесь пахло водой. Самой чистой в мире, но не самой теплой. Байкал нельзя было назвать дружелюбным: дул холодный ветер, колыхал тяжелую, свинцового цвета воду. «Ракета» прошла немного вдоль берега Листвянки, мы полюбовались на какие-то жуткие дворцы, то ядовито-розовые, то украшенные башенками, подвесными мостами и цепями, уместные в Голливуде, но совершенно дурацкие здесь. От этой красоты сам Байкал казался еще более хмурым и неприветливым, словно она его раздражала. Потом «Ракета» развернулась и пошла в поселок Порт Байкал, который был на другой стороне устья Ангары.
Он мне понравился больше. Порт Байкал не изображал из себя фальшивую Санта-Барбару, он был настоящим. Там торчали из воды сваи, на которых сидели крикливые чайки, к причалам были пришвартованы помятые катера и ржавые баржи. И там я поняла, что такое самая чистая вода в мире! Когда мы выгружались из «Ракеты», я глянула вниз — и сквозь прозрачную толщу воды увидела камни на дне. Так ясно, словно вот они, протяни руку и возьми округлую гальку. А там до дна было не меньше трех-четырех метров!
А может и больше.
«Комета-15» ждала нас у причала. Она была похожа на хищную косатку, не такая беленькая и большеглазая, как речная «Ракета». (Где прятались четырнадцать остальных комет, так и осталось для меня загадкой).
Сумки и рюкзаки занесли на борт судна, пассажиры расселись в двух салонах, носовом и кормовом, и «Комета», взревев двигателями, неспешно отчалила. Когда миновали Листвянку, по левую руку потянулись однообразные, не особо высокие горы, покрытые темно-зеленым лесом. Байкал приветливее не становился. Тени от облаков бежали по горам, делая горы еще мрачнее.
— Ты удивишься, когда до Ольхона доберемся, — пообещал папа. — Он другой.
Пассажиры, дремавшие утром на «Ракете», видимо выспались и решили, что пора подкрепиться. Остро запахло копченым омулем и пивом. Папа принюхивался, принюхивался — и пошел искать буфет. А на меня наоборот напала дрема. Иллюминаторы в «Комете» маленькие, чтобы разглядеть что-то, нужно либо брести на корму, либо выбираться на крохотные палубы по бокам судна, через которые идет погрузка. Но идти никуда не хотелось, я устроилась поудобнее в кресле и под рокот моторов задремала. Полностью уснуть мешали соседи. Довольно упитанный мужчина восточного вида, выпив водки, потом пива, и закусив рыбкой, начал громко излагать соседу, (которого видел первый раз в жизни) полный отчет по поездке в город, а потом перешел к своей родословной.
