Итак, Прохоров в тоске смотрел на улицу. Уж как он старался… уж как он пытался увильнуть от этого пыльного, тоскливого, обветшалого Общества… Не получилось. Василий Дмитриевич привычно закручинился. Это он делал всякий раз, когда вспоминал свою загубленную жизнь. Жизнь, которая была предопределена с первых дней. Обучение в Адептах, которое за последние четыреста лет не изменилось ни на йоту — зубрежка Устава, изучение Основных Вех, Иерархии, Кодекса Чести Посвященных. Как же все это было затхло! На улице шумели войны и весны, девушки в старательно отглаженных простеньких платьях приятных оттенков скользили глазами и проходили мимо… И все это отдать за Общество якобы Сверхчеловеков?
Была, правда, еще слабая надежда — более половины прошедших Преображение оставались просто людьми. С ними поступали незатейливо — отправляли к ближайшему Гипнотику, который вкладывал им в мозги ложную память, и счастливцы уходили в Большой мир, начисто позабыв о своем провалившемся Великом Предназначении. Ну, видели порой странные сны, так мало ли что кому приснится?
Прохоров ждал дня Преображения столь же страстно и исступленно, как и прочие Адепты. Но по совсем другой причине: он жаждал провала.
День Преображения был обставлен с присущей всем традициям Общества дешевой помпезностью: было в избытке мантий, плащей, шпаг, орденов непонятных государств и регалий невнятных достоинств. Прохоров в очередной раз дивился на способность авторитетов раздуть любое действие до абсурда: казалось бы, что может быть проще и тривиальнее, чем процесс проглатывания заветного снадобья и запивания его водой? Так нет же, воду надо было хлебать непременно из какого-то исторического кубка… Неизвестно, когда его последний раз мыли. Прохоров брезгливо поежился, припомнив железистый вкус той водички.
Увы и ах! И тут бедному Прохорову не подфартило. Он проснулся поутру после Преображения с жуткой головной болью, тяжестью в желудке от несвежей воды и способностью видеть сквозь стены. А порой он даже мог видеть внутренности человека. И в том, и в другом случае зрелище было всегда неинтересным, а подчас и просто неаппетитным.
Еще полгода ушло у Прохорова на получение человеческой специальности. После мутных наук Общества изящество искусства замешивания теста и выпечки хлебобулочных изделий потрясло молодого Васю своей надежностью и очевидной пользой. А уж курс научного коммунизма в той его части, где говорилось о преимуществе социалистического строя перед капитализмом, он вообще усвоил за один день. У него даже мелькнула крамольная мысль, что эти преимущества придуманы ровно по тому же принципу, что и обоснования Содержания в Секрете Рецепта Парацельсия. Во всяком случае, доводы были столь же расплывчаты и противоречивы.
