— Ну здравствуй, Вяльцев, — тетя Марина подозрительно посмотрела на вошедшего Генку. — На что будем сегодня жаловаться? Опять зубы болят? Или гангрена обеих ног открылась? Ты говори, не стесняйся.
— Вечно вы мне эту гангрену припоминаете, — засмущался Генка. — Подумаешь, увидел в книжке, испугался, с кем не бывает.
— Значит, не гангрена и не зубы. Тогда что же?
— Понимаете, тетя Марина, — быстро затараторил Генка, — у меня с утра живот болит, просто ужас. Как из дома вышел — так сразу и прихватило, дышать больно. Вот, смотрите! — и Генка со стонами задышал.
«Домой, домой, домой, — бормотал он про себя. — Отпустите меня домой, тетя Марина, очень нужно, очень, очень».
— Сейчас проверим, — медичка наклонилась к нему и принялась ощупывать Генкин живот. — Тут больно? А тут? И тут тоже больно? И здесь?
— Да, везде больно, тетя Марина, и вот тут тоже больно!
— Все с тобой ясно, Вяльцев, ничего у тебя не болит. Иди-ка ты лучше обратно на урок.
— Но, тетя Марина, очень больно, правда! — Генка никак не мог смириться с поражением.
— Если ты хочешь парочку уколов, у меня как раз…
Не дослушав фразы, Генка пулей вылетел в коридор. Медичку почти никогда не удавалось обмануть, но сегодня это было особенно обидно — все так хорошо начиналось! Вздохнув, Генка отправился на урок русского языка, уже не веря в свою сегодняшнюю счастливую звезду.
Василий Дмитриевич Прохоров, сотрудник физико-химической кафедры Подольского Пищевого Института, специалист по закрутке рогаликов, с тоской глядел на пыльную улицу в узкую щель между вишневыми плюшевыми гардинами. Да-да, в его квартире были вишневые плюшевые гардины с бомбошками по краям. Более того, даже стены, поелику возможно, были прикрыты вишневым плюшем, что сообщало всей комнате сходство с внутренностью дорогого гроба. Конечно же, Прохоров любил говорить, что это уступка агрессивному вкусу тещи, но сам-то он знал настоящую причину своей патологической тяги к плюшу.
Сам будучи Наблюдателем, он был прекрасно осведомлен о том, что только вишневый плюш препятствует проникновению всевидящего ока Наблюдателей в помещение. Причина этого была неизвестна ученым Общества, несмотря на все усилия найти разумное физическое толкование. Более того, с появлением и распространением плюша в середине 18 века, ограничение способностей Наблюдателей вызвало небольшую панику в рядах Посвященных. Произошел даже локальный Плюшевый Бунт, предводители которого утверждали, что свойства парацельсия ослабевают, и недалек тот час, когда пропадут совсем! Бунт был с легкостью подавлен авторитетами, а зачинщиков погнали взашей, лишив всех регалий. С вишневым плюшем решено было бороться просто: прививать населению уверенность, что вишневый плюш — это признак мещанского вкуса и дурного тона. Население поддавалось, но не всегда.
