Странно, что по утрам возле подоконника, где стояла банка с настойкой чайного гриба, на полу постоянно обнаруживались лужи. Фоминична грешила на кота и пробирала его суровыми словами. Кот же всем видом показывал свою невиновность.
Но все эти мелочи никак не могли омрачить удовольствия от тишины и покоя: Фоминична с утра уходила на шоссе торговать семечками, и Люда просто лежала на веранде, глядя, как плывут редкие облака, как тени сначала укорачиваются, а потом удлиняются и полосато ложатся на щелястые половицы, слушала пение мелких птичек и стрекотание кузнечиков… Изредка по двору с хозяйским видом проходил кот, пугая горлинок и немногочисленных кур. Люды он не боялся.
Вечерами она все-таки шла к водопаду, где ее ждал Антон. Там собирался весь цвет биологии, порхали местные девушки в ярких нарядах, бродили дружные компании туристов в тренировочных костюмах и кедах.
— А я еду, а я еду за тумааа-аном, — шелестело от компании научных кадров.
— Ах ты чува моя, чува, тебя люблю я, — гремело от стайки студентов, присланных в соседний совхоз на подвязку виноградных усиков.
— За презрееее-евших грошевой уют! — упирались бородатые флибустьеры от науки.
— Не плачь, девчоооооо-онка, пройдут дожди, — утешали сами себя провинциальные подруги защитников Родины.
— Ты моя мелооо-одия, я твой преданный Орфей, — доносилось из репродуктора на танцплощадке.
В конце концов песни бородачей у костра стали напрягать ее примитивностью мелодий и самодельными стихами, и она предложила Антону встречаться у нее на веранде. Антон не знал, что и подумать: все его предыдущие «кадры» наперебой требовали развлечений, походов в бары и в кино, жаждали продемонстрировать наряды и завидного кавалера (каковым он не без оснований считал себя).
— А что мы там будем делать? — ляпнул он, не подумав.
— А ничего, просто посидим… — удивилась Люда. — Тихо там, хорошо. Ты против?
— Нет, что ты, конечно нет! — залепетал Антон, так что самому стало противно. И назавтра вечером, прихватив бутылку местного Абрау и с трудом добытый с заднего крыльца в сельпо тортик, пришел в хатку Фоминичны.
Там и в самом деле было хорошо. Люда задумчиво сидела на веранде в жатом сиреневом сарафане, с которого исчезли желтые бантики, прежде топорщившиеся у выреза. Фоминична, отведав тортика и угостившись вином, вынесла им корзинку персиков и деликатно удалилась: в отличие от пансионатских дамочек она не страдала борьбой за курортную нравственность.
