— И еще петербуржцев, — добавил Харузин. — Уж поверь мне, Флор Олсуфьич, это железные люди. Бледно-зеленые, чахоточные, всегда грустные, со слезящимися глазами… А вот когда проклятый Гитлер пришел и обложил их блокадой — выжили! Сотнями от голода мерли, всех кошек съели, хлеб пекли пополам с опилками — и все-таки выстояли. Никогда, слышишь, Флор Олсуфьич, никогда не ступал враг на улицы нашего Питера!
— Чудное место, — вздохнул Флор. — Все-таки в голове у меня не укладывается… Хотя, поглядишь на вас троих — и многое как будто переменяется. Точно сон вижу… Ладно, рассказывай лучше про корнеплод.
— Петр привез его в Россию из Америки. Ну, не сам привез, конечно, его сперва в Европу привезли, а уж Петр оттуда — к нам… Картошка — плод питательный и дешевый, растет везде, даже в песчаной почве. Петр и велел его сажать. А народ — ни в какую. Думал, что-то дьявольское в нем содержится, и корнеплоде, названия всякие придумывал. Бунты картофельные были, представляешь? И все-таки прижилась картошка в России, сейчас никто уже не верит, что было такое время, когда картошки не было… И вот мы — посреди этого самого времени, и нам тоже не верится.
— Может, стоило бы мне этой картошкой озаботиться, — сказал Флор. — Ты мне подробно расскажи, где закупать и по какой цене, а я попробую привезти…
— Сергей! — Вадим предупреждающе поднял палец. — Не стоит этого делать!
— Почему? — удивился Харузин.
— Парадокс! — напомнил Вадим, делая многозначительное лицо. — Путешественник во времени должен быть предельно осторожным, чтобы не нарушить естественный ход истории. Если, скажем, у матушки-истории запланирован в России голод в одна тысяча шестьсот каком-то году, то это должно состояться. И люди, намеченные к вымиранию, непременно должны умереть, как бы ужасно и бесчеловечно такое ни звучало.
— Что ты говоришь! — удивился Лаврентий. — Кто это должен умереть?
— Ну, не знаю, — чуть смутился Вадим. — Просто картошка — вещь дешевая, ею всегда на Руси от голода спасались… Даже в блокадном Ленинграде, очистки ели и все такое… Да не знаю я! — он вконец растерялся.
Наташа Фирсова заметила тоном знатока:
— Когда в начале двадцатого века был голод, никакая картошка не помогла. Помнишь?
Вершков был вынужден признать, что что-то такое в художественной литературе читал. В общем, идея с картошкой тотчас показалась ненужной, и ее попросту отмели и постарались позабыть.
Беседа опять повернула к прежнему: коли застряли трое ребят в Новгороде времен Ивана Грозного, следует каким-то образом здесь обустраиваться. Бог знает, как повернут события, и неизвестно, сумеют ли пришельцы вернуться домой. Надежду терять, конечно, не стоит. Мир полон чудес и неожиданностей. Но все же…
