И Фирсова наклонила гордую голову.
Старуха молчала довольно долго. Наконец раздался ее голос, резкий, сильный:
— Для чего пришли?
— Говори, — прошептала Сольмира. — Твое время!
Гвэрлум чуть подняла лицо, чтобы лучше видеть, какую реакцию вызовут ее слова у старой ведуньи, и произнесла:
— Я хочу научиться целить людей травами…
Старуха откинула голову назад и расхохоталась. Она смеялась громко, хрипло, как старый пират из мультфильма. Только в отличие от мультяшного пирата старуха была жутковатой на самом деле.
И Гвэрлум услышала в ее смехе то, чего не слышала никогда прежде: безусловную, безграничную силу. Эта старая женщина, живущая в лесной глуши, обладала огромной властью над людьми — над живыми точно, а может быть, и над мертвыми. На ролевых играх Гвэрлум доводилось встречаться с «великими магами», вроде Мерлина, но все они играли, более или менее искусно. А Пожега не играла. Она наверняка даже не знала, что бывает такая вещь, как игра. Она была.
— Встань, — велела Пожега. — Тебе Сольмира рассказала?
— Да, — ответила Гвэрлум, поднимаясь и выпрямляя пишу с достоинством.
— Ну, и что она тебе рассказала? — продолжала допрос Пожега.
— Что ты можешь научить меня пользоваться травами… Госпожа Пожега! — выпалила Гвэрлум (вот где ролевой опыт пригодился!) — Много лет мечтаю я о власти над людьми. Такой, чтобы пользоваться ею во благо и никогда — во зло. Клянусь, никогда не стану я применять знания ради вреда…
— А кто от тебя требует? — перебила Пожега. — Кому это надо, чтобы ты никому не причиняла вреда? Кто ты такая, а?
— Я… не знаю, — отозвалась Наташа. — Женщина, — добавила она.
— Немногое это меняет, — отозвалась Пожега. — Могла бы быть и мужчиной. Мне это все равно. Хотеславец! — Она повернулась к избушке и пронзительно свистнула сквозь зубы. От такого посвиста «соловьего» впрямь травушкам-муравушкам осыпаться. У Наташи заложило в ушах. Она даже поморщилась.
Из избушки выступил, сильно хромая, мальчик-подросток. Подпрыгивая на каждом шагу и сильно тряся головой, он приблизился к старухе и остановился шагах в трех.
— Звали, тетенька? — осведомился он тонким, пронзительным голосом.
— Посмотри на них! — велела Пожега.
Мальчик уставился на Гвэрлум. Ей стало совсем не по себе. В лунном свете полудетское лицо казалось дьявольским. Что-то в нем было нечеловеческое. Хотя — что? Таких мальчиков любили снимать советские кинематографисты в середине восьмидесятых. Обычно таковые юноши изображали типично славянского ребенка: гражданская ли война, Великая ли Отечественная, а то и мирные будни где-нибудь в колхозе. Тонкий нос, узкий подбородок, торчащие скулы, небольшие серые глаза… Жидкие белокурые волосы. Прямые их пряди трогательно падают на бровь.
