Иногда в светелку к больному приходила и Наташа. Она в последнее время совсем отдалилась от побратима. Секретничала с рукодельницей Сольмирой, думала о чем-то своем. А уж что происходит в Наташиной голове — о том даже загадывать боязно. Все равно ведь не угадаешь. «Фантастическая женщина», — думал Харузин.
Многозначительно улыбаясь, Наташа садилась поблизости от Эльвэнильдо, поглядывала то на побратима, то на раненого боярина. Авдейка-слуга не слишком-то красавицу жаловал. Угадывал в ней что-то враждебное. Может быть, чувствовал, что она — темный эльф, кто знает. У людей иногда бывает развито ощущение потустороннего. Наташа не раз убеждалась в этом сама, да и на чужих примерах — тоже.
Эльвэнильдо откладывал книгу, брался за гитару. Он заметил как-то, что боярин от музыки просыпается, слушает внимательно и даже как будто улыбается. Песни у эльфийского менестреля однообразные, по большей части печальные, но есть в них что-то… Тоска по иным, далеким мирам, например. Кроме того — в этом менестрель также давно убедился еще по ролевому опыту — чем «круче» воин, чем суровей «железячник», тем более сентиментальные песни ему на душу ложатся.
И заводил Эльвэнильдо «Плачи по Боромиру», и длинные баллады о неразделенной любви пленника и господской дочери:
На беду мы повстречались
И влюбились на беду.
Неужели я в темнице
Век свой краткий проведу?
Были в его арсенале и «философские» песни, тоже длинные и заунывные — весенним днем, у костра, на какой-нибудь бесхитростной «Артуровке» или «Столетовке» (игре по Столетней войне — вот уж во что сто лет играть можно!), у какого-нибудь «просто наемника» сладко схватывало сердце при мысли о том, что есть — и где-то совсем близко! — таинственные, волшебные миры, прелестные феи, жители полых холмов… и все такое.
Вам, Скитальцы по Мирам,
Я открою свой дом, я нарядно украшу
Вам, Скитальцы без Дома,
Я налью золотого вина в деревянную чашу.
Пусть же каждый мой друг
Мне ответит, разрушив мое вековое молчанье,
И цветами покроется луг,
Что лишь кровью и пылью покрыт был вначале.
Пусть откроется Путь,
Пусть проляжет сквозь лес и созвездья,
И уйдет кто-нибудь,
Пронесясь метеором над бездной…
Таких песен Эльвэнильдо знал во множестве. Андрей Палицкий не понимал почти ничего из произносимых певцом слов (оно и к лучшему, быть может, ибо ролевое творчество по большей части… как бы это помягче сказать… бесхитростно). Но звенящий, грустный голос менестреля, берущие за душу гитарные аккорды и тихая мелодия делали свое дело: раненый открывал глаза и начинал тихо улыбаться.
