Никита так и не узнал, какая связь все-таки существует между научными исследованиями Гридина и трагической гибелью родителей Инги. Он так и не понял, почему Гридин с такой настойчивостью скрывает от Инги результаты этих своих исследований. Он так и не разобрался, что явилось истинной причиной конфликта между Гридиным и Строевым и почему тот так настойчиво, не брезгуя никакими методами, стремится разузнать тематику последних работ академика. А главное, он так и не смог установить, есть ли серьезные основания для обвинения Гридина в каких-то противогуманных экспериментах, есть ли хоть какое-то рациональное зерно в тех слухах, которые буквально заполонили город. В конце концов и Анастасия Ивановна не подтвердила, но и не рассеяла сомнений Никиты.
И уж совсем непонятным оставалось то, что мучило теперь Никиту больше всего: какое отношение к Инге, самому Гридину, сделанному им открытию, всем слухам вокруг него, наконец, трагедии, произошедшей двенадцать лет назад, имела женщина в черном. Она, эта загадочная монахиня, вообще воспринималась как явление совсем иного мира. И, тем не менее, чисто интуитивно, где-то на уровне подсознания, он чувствовал, был почти уверен, что все это, не исключая женщины в черном, как-то связано одно с другим, вращается вокруг какого-то одного факта или одного события, тайну которого предстояло еще раскрыть. И раскрыть ее нужно было во что бы то ни стало. Не только потому, что он обещал это Инге. Теперь он просто не мог остановиться на полпути.
— Слушай, Олег, ты не мог бы познакомить меня с кем-нибудь из молодых сотрудников института иммунологии? — обратился к своему приятелю Никита, как только встретил его на другой день в читальном зале.
— Нет, с этим заведением у меня нет никаких точек соприкосновения, — небрежно бросил тот, всем своим видом показывая, насколько мелко для него, физика-экспериментатора, все, что не связано с точными науками.
— Жаль.
— А что, ты снова столкнулся с какой-то загадкой из жизни академика Гридина?
— Загадка прежняя. Но разрешить ее я должен теперь во что бы то ни стало.
— Это почему же?
— Потому, прежде всего, что я дал слово своей невесте.
— Чего-чего? Невесте?! Инге, что ли?
— Да, ей.
— Вот так фокус! А кто два дня назад отнекивался у нас дома? Или ты и сейчас меня мистифицируешь?
— Нет, серьезно, Олег. Инга согласилась стать моей женой. Но прежде мы с ней должны разгадать все тайны, которые окружают и ее саму, и ее деда, да и погибших родителей Инги. А это не так просто. Поэтому мне не раз еще придется обратиться к тебе за помощью.
