— Да я и не спрашивал. Очень надо!
— Но что-то заставляет ее прятать эти бумаги?
— Назло деду, наверное. Раз он выгнал их с бабушкой. Так ему и надо! Ну, я пошел, дяденька. Вон он, наш дом, — указал Колька на приземистый барак в конце площади. — Крайняя левая дверь — прямо в нашу квартиру. Ух, как удивится сейчас мамка! Спасибо тебе, дяденька Никита.
Мальчик помахал рукой и затрусил через площадь, все так же стараясь не испачкать новые штаны и бережно прижимая к груди бумажный пакет. А Никита, как остановился на обочине тротуара, так и остался стоять, будто пригвожденный последними словами мальчугана.
Институт иммунологии… Что могли значить эти слова? То, что в загадочном свертке какая-то научная рукопись по иммунологии? Или заключение какого-то эксперта о неблаговидных делах, творящихся в институте? И почему и бабушка и мать Кольки так дорожат этими бумагами? Что мог хранить у себя неизвестный однофамилец академика? И кто он такой? Не столь уж распространена эта фамилия — Гридины. Помнится, Инга упоминала о некоем двоюродном брате Льва Яковлевича. Он тоже, несомненно, Гридин. Но если так… Никита даже присвистнул от внезапно вспыхнувшей догадки: «Двоюродный брат… А что если этот двоюродный брат и Колькина бабушка… Ну, ясно! — он хлопнул себя по лбу. — Ясно, кто выгнал несчастную женщину с ребенком из дома и ничего с собой не дал. Вот откуда это поразительное сходство Кольки с Ингой: они просто четвероюродные брат и сестра. Инга — внучка Льва Яковлевича, Колька — внук его двоюродного брата. Как я сразу не догадался, кто этот высокопоставленный дед Кольки?» Но брат Льва Яковлевича, по словам Инги, был профессиональным партийным работником и, следовательно, не мог иметь никакого отношения к институту иммунологии. Каким же образом попали к нему какие-то ценные бумаги этого института? И почему он снова пытается ими завладеть? Нет ли и здесь какой-то связи с научными исследованиями академика Гридина и теми тайнами, которые мучают Ингу? Вот она, новая загадка!
Но это было еще не все. Когда Никита, свернув с площади, бросил последний взгляд на жилище Кольки, то увидел, что из двери, в которую только что нырнул его юный друг, медленно, подобно мрачному призраку, выдвинулась и застыла зловещая фигура женщины в черном…
Никогда еще, кажется, Никита не волновался так сильно, как в этот вечер, перед тем как позвонить в квартиру Шевцовых. Дверь ему открыла мать Олега Ирина Павловна, женщина уже не молодая, но еще весьма привлекательная, умеющая следить за своей внешностью. Сегодня же, в изящном модном платье, с красиво уложенными волосами, в кокетливом розовом передничке, как нельзя лучше гармонировавшем с раскрасневшимся от долгого стояния над плитой лицом, она была особенно хороша.
