— И достается вам от него?
— Не то чтобы достается. Просто обидно бывает.
— За что?
— А вот за то, что он все время что-то скрывает от меня. А потом — и это самое главное — он почему-то с невероятным упорством, прямо-таки фантастическим упорством не позволяет никому, кроме Глафиры Сергеевны и тети, подниматься на второй этаж, где расположены его кабинет, лаборатория и спальня. В первое время дело доходило даже до скандалов. Потом я смирилась, хотя по-прежнему не могу найти объяснения этой причуде. Ну и, наконец, его отношения с тетей. Она появилась в доме чуть ли не на другой день после смерти мамы и была мне представлена как родная сестра папы. Но мне до сих пор не понятно, когда, как и при каких обстоятельствах она покинула дом деда, почему вплоть до ее приезда мне никто не говорил, что у меня есть родная тетя. Ну и потом ее отношение ко мне…
— Все-таки она обижает вас?
— Нет, она ни разу не сказала мне ни одного плохого слова. И в то же время… Я почему-то не могу избавиться от ощущения, что в ней нет по отношению ко мне ни капли родственных чувств. Даже тетя Глаша, совершенно посторонний человек, кажется мне ближе, роднее, чем эта женщина. Да и их отношения с дедом… Я не знаю, как должны относиться родители к своим взрослым детям. Но я видела, как относились друг к другу мой дедушка и мой папа. А тут что-то совсем другое… И еще я заметила, что она почему-то всегда под любым предлогом отказывается посетить могилку бабушки. Но ведь это ее мать!
— А она давно скончалась, ваша бабушка?
— Давно. Очень давно. Папа говорил, что он едва помнит ее. Ну вот, теперь вы знаете обо мне все. Сегодня я даже надоела вам, наверное.
— Что вы говорите, Инга! Да я…
— И пора нам возвращаться, — не дала она ему договорить.
— Посидим еще немного. Здесь так хорошо…
— Уже поздно, Никита. Лучше встретимся послезавтра, если хотите.
— Снова утром?
— Нет, к концу дня, часа в четыре, — она соскочила с пня, но вдруг покачнулась, едва удержалась на ногах.
— Что с вами, Инга? — поспешил поддержать ее Никита.
— Да так, пустяки, неудачно наступила на выступивший корень.
Но Никита заметил, что в глазах ее мелькнуло скрытое страдание.
— Вам больно, Инга?
— Ну что вы, нет! Пойдемте быстрее.
Больше она не произнесла ни слова. Молчал и Никита, мысленно перебирая в голове все то, что только что узнал от Инги. А поразмыслить было о чем.
Впрочем, путь оказался не столь уж длинным: поляна находилась почти у самой просеки. Вдали блеснули уже окна дачи, как вдруг…
