И вот, выйдя на пенсию, Патрик мне сообщил:
– Я записался во Фрибурге на факультет богословия.
– Но ты уже всё знаешь? Зачем тебе учиться вместе с новичками?
– Они меня освободили от первых двух лет.
А там всего три года обучение.
– Но что это всё значит, объясни. Ты намерен стать священником?
– Да.
И он пригласил нас с женой на своё рукоположение. Иоанн Павел II возводил его в духовный сан в Сан-Петро вместе с тридцатью молодыми священниками со всех континентов. Это было грандиозно, собор полон: незабываемо! И мы видели его первую мессу в Сан-Джованни ин Латерано… Позже я иногда бывал на его мессах в Женеве, очень ранних, в семь часов утра. Женева город капризный, Достоевский недаром винил здешний климат в смерти своей дочери, погода может скакать в любом направлении: в декабре с озера дует пронзительный ветер, “биз”, и словно замораживает душу. А Патрик служил так хорошо, так просто, что как будто душу размораживал.
Что до светских интеллектуалов, то и они сегодня не стесняются размышлять над религиозными темами – изнутри своего опыта и своей позиции. Я как-то пригласил на открытый и важный для всех женевцев, не только учёных, форум “Женевские встречи” знаменитого семиотика и психоаналитика Юлию Кристеву; она предложила тему для публичного выступления “Психоанализ Святой Троицы”. Я-то, зная её книги, понимал, что она будет говорить с полным уважением к религии, хотя и с точки зрения постороннего. Однако для публики, мне показалось, это было бы слишком. Я ей сказал:
– Юлия, вы себе представляете афиши по всей Женеве “Психоанализ Святой Троицы”? Я за последствия не ручаюсь.
Она сдалась, мы нашли нейтральное заглавие. Но суть от того не изменилась.
Не надо также забывать, что женевское правительство, приступая к своим обязанностям, даёт клятву над Библией в центре собора Святого Петра – прежде храм был католическим, затем, естественно, перешёл в руки протестантов. Они обещают соблюдать Конституцию, законы и традиции Женевской республики. Если кто-то из них еврей, то возлагает руку на еврейскую Библию. Если вообще не признаёт религиозных символов, то отступает на один шаг.
Поэтому я счастлив, что застал в России возрождение веры и освобождение церкви в начале девяностых. Особенно мне запомнилась поездка в Дивеево, связанное с именем преподобного Серафима Саровского. И первое проявление новой мистики, нового юродства и новой готовности к подвигу. Я, разумеется, уже знал, что такое служба православная, понимал, что нужно будет выстаивать по два, по три часа. Но монастырская служба длилась в общей сумме часов семь, не меньше. После чего священник запер двери изнутри и предложил:
