Конечно, понятие соборности мне казалось – и кажется – довольно смутным, хоть я и написал о нём статью для всеевропейского “Словаря непереводимостей”, который придумала и составила Барбара Кассен. (Его перевели на много языков; забавно, что так охотно переводят книгу о непереводимости.) Но не потому, что религиозные идеи мне чужды, отнюдь нет. Бабушка со стороны отца, как я уже упоминал, осталась некрещёной, как и мой отец, но бабушка по материнской линии водила меня в церковь. Я в детстве прошёл катехизис, уроки божьего закона, конфирмацию, которая совершалась в храме напротив нашей гимназии имени Блеза Паскаля, а продолжалась непосредственно в лицее, на территории бывшего монастыря. Епископ сидел на троне в центре нашего лицейского двора. Сегодня это немыслимо! Начался бы крик, что это против законов атеизированной республики. Но тогда это было так.
Этот епископ был интересным человеком. Вообще-то он был петенист, сторонник маршала Петена, то есть коллаборационист, но, прикрываясь своим статусом, покровительствовал и семинаристам, когда стали их арестовывать и увозить в Германию, и евреям. За что и сам был арестован, отправлен в концлагерь, а сегодня объявлен праведником в Израиле. На церемонии признания израильский историк Эли Барнави произнёс речь, в которой сказал:
– Да, мы будем почитать владыку. Вы подумаете, что он не заслуживает почёта, поскольку он заядлый петенист. Но что главнее – текст или деяния? По деяниям он спас сотни семей. Скрывал в монастырях. И тем удачнее скрывал, что он официально был петенистом.
Мы встречали поезд, на котором епископ прибыл из концлагеря, вместе с генеральным секретарём синдиката Клермон-Ферран: они оба сидели в Дахау. Я прекрасно помню, как отец поднял меня на плечи, чтобы я лучше видел: прибывает поезд, и они машут руками, приветствуют толпу. Но один из них также крестит нас…
Так что у меня никогда не было антирелигиозного настроя в целом и антикатолического настроя в частности. Но я всё больше стал интересоваться протестантизмом, и, когда мы с Люсиль обвенчались по протестантскому обряду, поскольку её родители – протестанты, я не то чтобы перешёл из одной конфессии в другую, а просто продолжил свой путь по протестантской линии. А позже стал интересоваться православием, и оно мне теперь не чуждо. Я какой-то странный экуменист. Бывший католик, протестант и любитель православия, но противник религиозного давления, от кого бы оно ни исходило. А исходит – от многих.
