Зато у нас появился новый студент, знакомый мне по встречам у Пьера Паскаля анархист Николай Лазаревич. Он был намного старше всех профессоров, ровесник Петра Карловича – за семьдесят. Он записался в студенты и стал вести их собрания:
– Мы должны сопротивляться грамматическому фашизму банды преподавателей!
Банда – это я, Никита Струве и Женевьева Жоанне, моя коллега и приятельница ещё со времён поездки в Москву. А фашисты мы потому, что настаиваем на соблюдении грамматических правил. Я пошёл тогда к Пьеру Паскалю и сказал:
– Пётр Карлович, вы не можете немножко успокоить вашего друга Лазаревича? Он мешает нам работать.
– Нет, – ответил, как всегда, улыбаясь, Паскаль. – Не могу. Понимаете, он переживает вторую революцию. Для него сейчас повторяются семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый годы. И его семья – жена, дети, внуки – все так счастливы, что он теперь ночует в Нантере и они избавлены от него…
Тогда же мне позвонили из советского посольства и сказали, что Михаил Ромм, режиссёр, хотел бы посетить Нантер и снимать происходящее, поскольку он задумал кино о молодёжи всего мира (наверное, это тот самый документальный фильм “И всё-таки я верю”, монтаж которого после его смерти заканчивали Элем Климов, Марлен Хуциев и Герман Лавров).
Я ответил:
– Вы знаете, никто не может тут снимать, ни один журналист сюда не войдёт. Сломают всю аппаратуру.
Ромм мне сам перезвонил:
– Не беспокойтесь, господин Нива, у меня будут два телохранителя из посольства.
Действительно, вместе с ним заявились такие парни, перед которыми трепетали даже самые смелые нантерские демоны. Ромм сумел снять какие-то эпизоды, но кроме того, хотел выступить, читать лекцию. Я выразил сомнения: скорее всего, никого не будет. Тем не менее мы сделали объявление, подготовили аудиторию. Пришло, может быть, пять человек, среди них, естественно, Лазаревич. Он сидел в заднем ряду, ждал, пока Ромм закончит читать об Эйзенштейне.
Приходит время вопросов. Он вскакивает, вытаскивает заранее заготовленную шпаргалку и заявляет:
– Михаил Ромм, вы выдаёте себя за либерала. На самом деле вы настоящий сталинист!
И зачитывает верноподданническую цитату из Ромма. Цитата неприятная, что и говорить, но такую цитату можно было бы найти почти у каждого режиссёра, писателя, учёного, игравшего сколько-нибудь заметную роль в сталинские времена. Ну, Ромм не знает, как на это отвечать, и бормочет что-то вроде: такое было время, надо понять контекст и так далее. Однако Лазаревич не останавливается:
