Русофил | страница 30



– Ну, давайте, гражданин Нива, проедем к вам в МГУ. Возьмёте свои вещи. И последним вечерним самолётом из Внуково – в Хельсинки.

Им было всё равно, куда меня отправлять, лишь бы в капстрану. Мне лишь дали попрощаться с Ольгой Всеволодовной и Ириной; Ивинская сняла со стены и вручила мне старую икону Николая Мирликийского. Это было как благословение.

Жена одного из французских дипломатов, которой (под присмотром двух сотрудников КГБ) позволили меня сопровождать в аэропорт, успела тихо спросить:

– Жорж, у вас хоть какие-то деньги есть?

– Ни копейки.

Она сунула мне доллары, и я полетел.

А Ирину и Ольгу Всеволодовну вскоре арестовали.

Глава 5

Алжир, ранение, любовь

Франсуа Мориак, Элеонора Рузвельт, Бертран Рассел: борьба за Ирину. – Война. – Днём рядовой, вечером офицер. – Колониализм и красота. – Ночные шакалы в горах. – Опасное ранение. – Разрыв. – Семья.

Я был в отчаянии, не знал, что мне делать. К тому же моя высылка обернулась чудовищным скандалом, журналисты гонялись за мной по пятам, где бы я ни был, куда бы ни скрылся. Шесть недель я прятался у Георгия Георгиевича Никитина в Клермон-Ферран – о нём и его существовании никто из газетчиков не знал. Но потом пришлось выйти из затвора, поскольку нужно было бороться за Ирину и Ольгу Всеволодовну. Я написал французскому писателю, нобелевскому лауреату Франсуа Мориаку. Я написал вдове президента Соединенных Штатов Элеоноре Рузвельт. И я написал британскому философу Бертрану Расселу. Я попытался убедить их: надо как-то действовать, что-то предпринимать. Все они опубликовали открытые письма, но, естественно, безрезультатно. Написали они и лично мне: их письма хранятся в моём архиве, но я неохотно открываю папку с ними, боль до сих пор не ушла до конца.

Убедившись, что это не помогает, а попытка возобновить учёбу в Оксфорде бесплодна (я не смог заставить себя учиться), я разорвал свою военную отсрочку и отправился служить в Алжир, охваченный войной за независимость. Прибыл на призывной пункт прямиком из монастыря, в котором жила моя тётя-монахиня; мне было необходимо встретиться и поговорить с ней перед уходом на войну. Мы беседовали подолгу, по два-три часа: о Христе, о том, что такое Божье царство, о клевете и благотворительности, вере и разуме, философии и послушании. Когда-то, до монастыря, она получила философское образование и собиралась преподавать, но её укусила бешеная собака, и весь ход жизни переменился…

В конце января 1962-го я отправился морем в Алжир, на север страны, в предгорье Шенуа. На побережье там расположен портовый город, который называется Шершель; в нём есть римские развалины, очень живописное место. Нужно сказать, что в армии у меня был особый статус, довольно странный и почти двусмысленный. Потому что я уже получил в университете ранг офицера и при этом должен был, как призывник, с нуля проходить офицерскую школу. Капитан, принимая мои документы, сказал растерянно: