Тем не менее мы решили, что его все-таки надо лечить. Официальная комиссия, созданная по вопросу Шаламова Союзом писателей, никаких позитивных сдвигов в его положении не сделала. Главврач дома для престарелых требовал, чтобы мы оставили Шаламова в покое и дали ему умереть, но мы решили действовать. Моя подруга Олеся Гуревич нашла женщину-психиатра – для того, чтобы та сделала независимое заключение о психическом состоянии Варлама Шаламова. Отсутствие лечения от болезни Меньера главврач мотивировал тем, что больной психически ненормален. Мол, лечи – не лечи, все равно не поможет. Администрация мечтала избавиться от неудобного жильца – кому нужны эти комиссии и проверки. Правда, мне кажется, что они вполне искренно считали Шаламова невменяемым. Он ведь и был неадекватным во многом. Например, не отвечал на вопросы, которые ему задавали официальные лица. Он вел себя, как зэк с начальством. Он писал о себе: «пиротехнический характер».
Мы пригласили нашу психиаторшу к Варламу Тихоновичу в палату. Она с удовольствием пришла, она тоже читала «Колымские рассказы» и искренно хотела ему помочь. Мы стояли в дверях, пока врач с ним разговаривала, и внимательно слушали. Она задавала ему вопросы. Поначалу Варлам Тихонович ей не отвечал, потом начал говорить. Я сейчас не помню все, но один вопрос, а главное – ответ Шаламова произвел на меня огромное впечатление. При этом нужно помнить, что разговор с Шаламовым шел на крике, иначе он ничего не слышал. Врач прокричала: «Скажите, у вас есть в жизни мечта?». Вопрос довольно странный в такой ситуации, но Шаламову он не показался странным. Варлам Тихонович тут же прокричал в ответ: «Да, у меня есть мечта – я хочу остаться поэтом». Только истинный поэт в шаламовской ситуации мог продолжать мечтать об этом.
Однако врач, человек хороший и трезвый, взглянула на нас и сказала: «Ну, вы же видите, он действительно ненормальный». Эта женщина была очень доброжелательной, искренне хотела помочь, но ее диагноз мало чем отличался от официального: Шаламов ненормальный, лечить надо не неврологию, а психику. Чего же было ждать от врачей богадельни, уставших от страданий своих пациентов?
Однажды к Шаламову пришли какие-то люди. Я точно не знаю, чего от него хотели, сама я при этом не присутствовала, но мне рассказали, что Шаламов запустил кому-то из пришедших табуреткой в голову. Правда ли это? – Представить себе семидесятичетырехлетнего слепого дистрофика, бросающегося табуретками, мне трудно. Шаламова перевели в отделение, где содержались больные с психическими расстройствами. Он, конечно, сопротивлялся. Но что он мог сделать? Через несколько дней его не стало. Вот такая история...
