— Не надо, Никита, ну, милый… — скрипнула от злости зубами: — Хах! — Обхватила его сзади за плечи, опрокинула на себя, захохотала от радости, что дуло вскинулось к небу: выстрел прогремел, цокнуло эхо. Где-то протрещали ветки, послышался топот, а сверху с ветвей повалил хлопьями снег, осыпал их обоих. Голова у Никиты тяжелая, да и сам он тяжелый, а глаза раскрылись, стали большими, красивыми, с огоньком. Щеки горячие, лицо мягкое… Обняла. Искала губы. Нашла. Теплые, теплые!
Дыхания не слышно. Разняли руки — лежат рядом на снегу молодые, счастливые, немного стыдно обоим от охватившей их радости первого поцелуя.
Над ними опрокинулось равнодушное небо и тихие яркие зеленые ветки сосны. Воздух пахнет снегом и сосной, и никуда не хочется уходить.
Лежал бы вот так Никита долго-долго, а Олана любила бы его, целовала…
«Это она просто так поцеловала меня… Играла, — с сожалением подумал он. — А кто ее знает? …А может быть…» — и взглянул на Олану.
Олана тихо дышала, задумчиво смотрела в небо.
— Ланка! — позвал Никита. — Что я тебе скажу…
— Молчи. Не говори ничего. Мне хорошо. Послушай, как сердце поет…
— Это ты меня любишь, Олана.
— Не знаю, Никита.
— Полюбишь, — встал. — Давай руку!
Не взяла — сама встала. Отряхнулась от снега. Лицо у Оланы строгое.
— Не отставай от меня, Никитка…
Не отстанет он, не отстанет! Навстречу — березы, кедры, высокие тощие ели. Поляна за поляной… Овраг за оврагом, кусты, сосны, камни… Поет он песню о дереве, которое листьями пьет дождевые капли, дышит вечерней прохладой, греется зноем, шумит ветвями от ветра, шепчется, шепчется с ним, осенью засыпает и спит зимой в снеговой постели…
Под разлапистыми тяжелыми кедрами встала темным срубом изба! Здесь жил Багыр.
— Ну, вот и все. Пришли, — вздохнул Никита. — Я обратно уйду.
Олана отрицательно покачала головой:
— М-м, не уходи.
— Отец твой — враг мне.
— М-м, нет-нет.
— Ссора будет.
Олана схватила за руку Никиту, прошептала:
— Не уходи, Никитка… — будто что-то обещая, и Никита поймал себя на мысли, что она любит его.. Любит!
…Изба молчала. Дверь закрыта. Не встречали лаем собаки. Огонь не горел в окне, дыма над крышей не видно… И эта пустота сжала сердце Никиты тревожной болью.
3
В избе — никого, темно и холодно. Олана прибрала на полу и, когда Никита наколол дров, затопила чувал, зажгла и повесила к потолку лампу. Стало теплее и уютнее.
Олана делала все тихо, плавно двигаясь, устало и нежно обращалась за чем-нибудь к Никите, и ему это было приятно, будто они муж и жена, а изба — их дом.
