— Если я вам его спишу, возьмете в свою хевру?
— Нам люди требуются.
— И мне одному не справиться. Бомбу я сделаю, но после взрыва надо налететь, тех, кто уцелел, добить. Сорвать куш и деру. Команда нужна. А вы масалки [45], народ к пальбе привычный.
На том они и сговорились. Новенький оделся неприметно и отправился разведывать Богатяновку. Через день он появился в номерах Искидарова и заявил атаману стодесятников:
— Дай мне на завтра трех человек с подводой.
— Пошто?
— Сгодятся покойника увезти.
— Толком объясни, — нахмурился Прокопий.
— Нашел я Хана Ивана, буду ему секир башка делать.
— Сам?
— Конечно, сам, я же обещал. Но списать его придется в Ростове, сюда он не поедет. А труп лучше положить здесь. На той стороне должны сразу понять, кто пришиб и за что.
— Так-так… — теребил бороду атаман. — Что делать надо? Мертвого забрать? А как мои его через два города повезут?
— Накроют соломой да повезут.
— А если каплюжные[46] по пути?
— Разбежимся. Телегу с лошадью, стало быть, лучше скрасть. Чтобы по ним на тебя потом не вышли.
— И все это к завтраму? Ну ты даешь.
— Прокопий, я чох-мох не разбираю, — жестко сказал грек. — Мне ждать некогда, я человек решительный. Хана Ивана беру на себя. Которого вы все боитесь… А ты телегу спроворить не можешь! И зачем ты мне такой? Отменим все, и уговора меж нами не было, других найду.
— Ладно, будут тебе люди, и телега будет. Еще поглядим, какой ты решительный. На словах вы все храбрецы.
— Погляди, — усмехнулся Азвестопуло. — Завтра в полдень твои ребята должны быть повозле ростовской городской каменоломни. Смотри, не спутай с нахичеванской.
И ушел.
Иван Кухта тем временем сидел в трактире Штепы на Церковной площади и читал только что принесенную рассыльным бумагу. Там корявым почерком было написано: «Хан Иван есть дело на двадцать рублей есть табельщик в городской коменоломне мир не знает другова такова чернова человека жулик и вор не всю работу рабочим записывает нада проучить. Приходи завтра в полден покажу ево и договоримся можно част денег вперет».
В двенадцать пополудни Азвестопуло стоял у спуска в карьер. Он был одет в рабочую робу, перепачканную известкой. Грек смотрел гоголем, а руки независимо сунул в карманы. На другом краю карьера спрятались за кустом трое, при них была телега.
Подошел высоченный детина, вынул из кармана бумажку:
— Ты писал?
— Я.
— Что за нужда? По шее настучать али серьезное?
— Погоди. Скажи, это ты приходил Лыкова убить? В гостиницу, неделю назад.
