Хан Иван отступил на шаг, всмотрелся в незнакомца:
— Не понял. Ты кто?
— Я за Алексея Николаевича любому горло зубами перегрызу. А тебе, гаденыш, даже с удовольствием.
— Так ты пес! — догадался бандит и полез в карман пиджака.
— Для тебя — его благородие титулярный советник Азвестопуло. Готов? Погнали на вороных!
Грек вынул из рукава нож и показал противнику. Тот извлек свой, вдвое больше.
— Ну, держись, благородие!
Бой получился скоротечным. Кухта нанес удар, целя сыщику в сердце. Тот левой рукой отбил его, а правую выбросил вперед. Бандит был чуть не на голову выше, но это не смутило Азвестопуло. Выпад — лезвие глубоко вошло в гортань. Сыщик отступил назад, пряча нож обратно в рукав.
— Х-х… — Раненый схватился руками за шею, обвел вокруг себя непонимающим взглядом. Пошатнулся и упал на колени.
Сыщик склонился к нему:
— Ну что, Иван Кухта? Сейчас душа твоя отлетит. Но ангелы за ней не явятся, уж больно она у тебя смрадная.
Хан Иван с трудом поднял на него глаза.
— Что…
— Сдохни!
Азвестопуло сапогом брезгливо ткнул бандита в грудь. Тот упал и засучил ногами. Грек махнул рукой поджидавшим стодесятникам: ко мне! И тут же резко повернулся. На спуске стоял рабочий с перепуганным лицом.
— Брысь отсюда! И помалкивай!
Мужик стремглав бросился вниз.
Подъехала телега, в нее погрузили труп, забросали соломой и быстро двинулись к меже. Азвестопуло вел себя как старший, распоряжался и принимал решения. Когда проезжали мимо Братского кладбища, Яков Бородавкин предложил бросить тело среди могил. Грек запретил и объяснил почему:
— Он двоих ваших зарезал. За это и наказан. Если сделать так, как ты говоришь, «цари» не поймут намека. А надо, чтобы поняли. Если же трупяк отыщется в Нахичевани, всем станет ясно.
Беглым понравилось, что храбрый человек не зазнается, а подробно объясняет, что и как. Процессия двинулась дальше. Но на меже за строящимися новыми скотобойнями им попался городовой.
Стодесятники растерялись. Однако Азвестопуло спокойно подошел к постовому и спросил:
— Служивый, огня не найдется?
Тот протянул коробок спичек, а сам внимательно разглядывал компанию.
— Закури мои. — Грек протянул постовому коробку дорогих папирос фабрики Асланиди.
— Ого! Богато живешь.
Двое стояли и курили, остальные сгрудились возле телеги и ждали.
— Что везете?
— Там-то? А проволоку телеграфную. Срезали двадцать саженей, хотим продать.
Городовой нахмурился, у стодесятников вытянулись лица. Азвестопуло хохотнул:
— Да шучу я, шучу. Ты чего такой серьезный? Вино там, столовое вино. Шинкарям продадим.
