Колдовство | страница 89



– Сальвадор Дали? – попробовала угадать Люба.

– Почти, – сдержанно ответила Пименова.

Люба двинулась по коридору, и паркет скорбно заскрипел. Дискант рассохшихся досок заглушил скрежет труб и стенания карниза, дребезжащего под напором дождя.

Справа висели фотографии в рамках. Хозяйка апартаментов позировала на фоне римского Колизея и незнакомых Любе античных руин. Без очков, без брючного костюма она выглядела милее и проще.

Люба замешкалась у снимка, на котором Пименова позировала, приобняв известного актера и телеведущего.

– Это что, Марат Башаров?

– Да, он, – подтвердила женщина, приближаясь.

– Так вы…

– Участвовала в одиннадцатом сезоне «Экстрасенсов».

«Ого, – подумала Люба, – настоящая телезвезда!»

В марте Люба встретила на канале Грибоедова Викторию Боню из «Дома-2», но вот так общалась со знаменитостью впервые.

– То-то у вас глаза…

– Какие? – Пименова вскинула бровь.

Люба затревожилась, что сболтнула лишнего.

– Пронзительные… экстрасенсорные.

– Это из-за линз. – Улыбка Пименовой стала доброжелательнее.

– А там взаправду?

– Нет, что ты. – Взмах усыпанной перстнями кисти. – Шоу.

– Жаль. Хочется верить во что-то такое…

Пименова покосилась на часы, и Люба встрепенулась:

– Простите, я ужасная болтушка.

– Сама люблю поболтать. Но в три у меня самолет.

Она пошла по шумному паркету. Люба заторопилась следом.

– Вам доводилось работать с пожилыми людьми?

– Ухаживала за прабабкой в Печорах.

– Печоры! – Судя по тону, Пименова гадала, откуда у ее гостьи такой акцент.

«Ничего, – утешилась Люба, – годик-второй, и меня не отличат от коренной петербурженки».

– Тогда вы понимаете, что старики бывают… странными. И не все, что они говорят или просят, стоит принимать всерьез.

– Естественно.

Коридор сделал резкий разворот. Висящая над ломберным столиком картина изображала женскую голову. Вместо лица был торс с молочными железами глаз и рыжими лобковыми волосами в районе рта. Люба мысленно фыркнула.

Пименова остановилась перед двустворчатой дверью. Вынула ключи и продемонстрировала их гостье.

– Покидая комнаты, обязательно запирайте. Да, они немощные. Но зазеваешься, и они уже разгуливают по проспекту.

Хозяйка забренчала связкой. Отворила створки. Заинтригованная, Люба привстала на цыпочки. Комната пахла лекарствами, мятой и совсем немного – мочой. Окно было плотно зашторено. Из приоткрытой форточки струился аромат дождя.

В полутьме вырисовывались шкаф, тумбочка и кровать. Щуплая старуха лежала под одеялом. Сбивчивое дыхание вырывалось из губ, таких же морщинистых, как и все ее личико цвета воска. Седые пряди змеились по перине.