Обогнув мертвую тушу колеса обозрения, на демонтаж которой не могли найти денег, я зашагал между рябинами и грецкими орехами к ржавой калитке.
Со скамейки поднялся алкаш с отекшим помятым лицом.
– Ноу проблем? – спросил минуту назад кемаривший зюзя.
На вид ему было от тридцати до сорока; спортивный костюм, сандалии.
– Никаких, – ответил я, собираясь пройти мимо.
Он встал и перегородил дорогу. Рукава мастерки были закатаны по локоть. Меня насторожил злой туманный взгляд и синие татуировки на руках – не просто безобидный алкаш, а бывший зэк.
– Раша тюрьма, – сказал он, убого изображая иностранца, затем ткнул себя в грудь. – Марокко.
Какое на хер Марокко, подумал я, но только вяло кивнул и попытался его обойти.
Не удалось. Я остановился в шаге от зэка. Между нами висело кислое облако красноречивых ароматов. Правую руку он держал в кармане мастерки. Выкидуха или кастет – твердило воображение. Ноу проблем? Как же…
– Смок? – спросил он.
– Нет, – ответил я, чувствуя себя погано, униженно, готовый сорваться с места и побежать, как Пират десять минут назад… Меня сдерживал стыд, а еще этот прищур, недовольный рот, рыбьи глаза.
– Мани? Гив ми мани.
Вот на хрен весь этот цирк? Или костистый зэк – тонкий психолог? Потому что его дурацкий английский для начинающих действительно пугал.
– Нет… – промямлил я.
С левым глазом «марокканца» было что-то не так. Он стал подергиваться, оплывать.
На лавке лежала кепка. Я перевел взгляд на нее, зэк тоже, и тогда я рванул. Проскочил справа, целясь в калитку.
– Э-э, сучара!
Он не побежал, я понял это по окрику. Фак ю, петух.
– Сюда-а…
Голос оборвался, неправильно, жутковато.
Я обернулся на бегу.
Зэк стоял ко мне спиной.
А затем повернулся. Но не так, как сделал бы любой человек, а… продавился в обратную сторону, сложился и раскрылся, точно ширма из плоти, и теперь смотрел на меня. Лицо колебалось, словно мембрана звуковой колонки при сильных басах. Что-то выползало из ноздрей, черные точки, которые кружили над головой.
Осы.
Пожалуйста… что это… почему…
Зэк открыл рот:
– Шуудан хургэгч ойр!
Я бросился прочь. Не смотреть. Не оглядываться. Бежать, бежать, бежать.
Остановился я только у очистной станции, в пяти минутах ходьбы от дома.
Дома я поклялся себе, что больше не испугаюсь всякой пьяной мрази. Баста! В следующий раз не убегу от надуманных страхов, не доведу мозг до режима галлюцинаций.
Мамы не было: отрабатывала за плюс один выходной к прошедшему празднику. Я выпил две кружки крепкого чая и немного успокоился. Лежал на диване и размышлял на фоне телевизионного шума.
