– Ну? – сказала Настя. – Показывай марки специалисту.
Мы остановились у парапета, Настя сложила аккуратные, будто нарисованные, губки бантиком и протянула ладонь.
Я открыл конверт, передал Насте первый набор.
– Этнографическая серия, – сказала она, глядя на резвящихся монголов. – Стали печатать в восьмидесятых. А потом накрылся Союз.
– Их сейчас выпускают?
Она пожала плечами.
Бракованные марки я выудил последними. Две обычных и…
– Вот, еще заглавная.
Она звонко рассмеялась.
– Не заглавная, а почтовый или памятный блок. Филателистов побаловать… Ого!
– Что?
Я подступил ближе, наши локти коснулись, меня тряхануло током. Настя не заметила.
– Видишь номер? Номерные блоки выпускают ограниченными тиражами. А тут еще и брак – надпечатка Ильича поверх Шанджи-Туба…
– Шанжи кого?
– Шанджи-Туба, прародителя всех высших богов, в которых верят в Монголии. Такие марки на вес золота, если только… – Она не договорила, подняла на меня неприступные глаза. – Веришь в проклятия?
– А?
– В дурные вещи, которые притягивают зло?
– А что такое?
– Да ничего. Расслабься, Батагов. – Настя толкнула меня в бок, под кофточкой колыхнулись…
Я, дурак дураком, отвел взгляд, едва сдержавшись, чтоб не откашляться.
– Это все бредни коллекционеров или одного коллекционера, который привез мою маму из Хэнтэйского аймака, когда мне было три годика. Иногда, под этим делом, – Настя по-пацански щелкнула под подбородком, – он болтал о проклятых шууданских марках. Какой-то просвещенный лама заклинал уничтожить бракованный выпуск, но марки пошли по рукам загадочных филателистов.
– О как, – только и сказал я, глядя на почтовый блок с наигранным страхом.
Дурные марки? Что, правда?
– Прико-ольно. – Настя вернула марки, и мы пошли дальше. – Не доведи Пирата до инфаркта. Хочешь их продать?
– Даже не знаю, – уклончиво сказал я.
Мы свернули на Коммунистическую. Мимо промчался мопед.
– Не впадлу трахать ее после меня?! – прокричал сидящий за водителем подросток и загоготал.
– Уроды! – крикнула вслед Настя.
На секунду мне показалось, что у подростка два лица: второе, оскаленное, трехглазое, болталось на затылке, как живая маска. Поэтому я лишь оторопело проводил мопед взглядом.
В группе трепались о хахале Насти. Никто его не видел, только внедорожник цвета хаки с тонированными стеклами, в который после пар садилась Настя. Подкатывать к новенькой побаивались.
– А как работает проклятие? – спросил я, чтобы не молчать.
– Что-то вроде черной метки, если я правильно… извини. – Она достала телефон и ускорила шаг. Не хотела, чтобы я слышал.
