– Привет, – сказал темноволосый следователь, ступая в полосу света, и Люба расплакалась от радости.
В живую темноту
За Асмодеем пойду,
А тебя найду,
Раба божьего… найду.
Зоя Пименова вела автомобиль по Аптекарскому острову, зорким взглядом перебирая редких прохожих. Навигатором служили огоньки, мигающие в голове. Маячки, которые ее ни разу не подводили.
Пешеходы, как потерянные души, слонялись под фонарями. Нева спорила с дождем.
Иногда в этом грозном городе пропадали люди. Иногда их находили… не те, кто искал из любви.
Пименова знала, что случится в ее квартире, задолго до того, как это случилось. Услышав джаз, струившийся прямо из пористых терм Каракаллы, она забронировала билет и первым же рейсом примчалась домой.
Она знала заранее, потому что бабушка, настоящая бабушка, заключила договор кое с кем, обитающим внизу. Прячась от немецких бомб в осажденном, шатающемся от голода Ленинграде, молодая бабушка попросила – и тьма откликнулась. Тьма приказала присягнуть ей; из мерзлотника бабушка вышла совсем другой. Теперь у нее была власть. И дар. И компаньон.
Автомобильные фары ввинчивались в дождь.
«Ты один, – шептали губы Пименовой, – никто не видит тебя, никто к тебе не подходит…»
Бабуля говорила, что за все необходимо платить. Компаньон был расплатой за волшебство. Он требовал еды. И бабушка кормила его. А потом его кормила мама. А потом – Зоя.
У всякой ведьмы есть фамильяр. Черный кот, жаба, сова или сорока.
В детстве Зоя спрашивала:
– А если Жучок рассердится, он нас съест? Как съел дедулю и папу?
– Чего бы ему сердиться? – хмурилась бабуля. – Он сыт, и пусть будет сыт всегда.
Еще бабуля учила, что должники лучше друзей. Не забывала взыскивать с тех, кто задолжал ей. Люди, чьих детей, жен, родителей она вырывала из когтей смерти, готовы были пожертвовать жизнью ради Пименовых.
Огоньки ослепительно полыхнули в сознании.
А через минуту Зоя сбавила скорость. Одинокий старик стоял у Гренадерского моста, глядя в воду Большой Невки, цепляясь ослабевшими руками за ограду. Сиреневый – женский – плащ трепетал вокруг его голых мосластых ног. Белые, до голеней, носки почернели.
Невидимый купол покуда уберегал старика от чужих глаз. И людей не было на набережной, люди предпочли уйти от того, чего не понимали.
Крепкий купол. Напитавшийся Жучок.
Зоя припарковала машину, вышла под морось. Никому не нужный старик, загнанный, испуганный, ссутулился, и шестеренки скрежетали в его черепушке, надсадно пытаясь ответить на вопрос: что творится и что стало с миром.
