В кулаке сжат белый кружевной платочек – часть той жизни, что была оборвана войной. Мадам Дени вытерла платком слезы, шёпотом закончила:
– Я тоже молчала, даже когда немецкий капитан насиловал мою племянницу. Иначе Дезире остался бы один. А сейчас эти лицемерные негодяи и трусы обрили её… Розина сказала: «Не плачьте, тетя, всё забудется. Зато наш малыш остался жив».
С усилием заставила себя улыбнуться:
– Я – старуха, месье Алекс, но теперь, ради мальчика, придётся жить долго…
* * *
Заходящее солнце позолотило медные статуэтки и посуду в витрине антикварного магазина, пробежалось светлыми полосками по нагретому асфальту, поиграло в кудрях рыжеволосой девчонки, замешкалось на куполе собора.
Париж остался Парижем. И всё-таки в чём-то неуловимом – изменился.
При свете дня Алесь ощущал себя парижанином, но в предзакатные часы душу смущало неясное беспокойство. В Тунисе ночь наступала быстро, а затянувшиеся сумерки Парижа тревожили размытостью красок, непреходящим чувством опасности; любая промелькнувшая тень казалась подползающим врагом…
* * *
В первый момент Алесю показалось: Аннет не изменилась. Всё тот же аромат любимых духов, тонкий классический профиль, насмешливо-грустные чёрные глаза. Может, лишь в привычно строгой прическе прибавилось несколько седых нитей. Так не меняются произведения искусства, пока время нещадно отыгрывается на людях.
После первых минут неловкого молчания и узнавания, Аннет с жаром заговорила о муже:
– Я так рада, Алекс. Пьер опять начал писать стихи. В сорок втором и сорок третьем годах издал по книге. Не так быстро, как прежде, но книги расходятся. Я сейчас принесу, Пьер подпишет их для тебя.
Нет, видно, меняются все. Даже если глаз не замечает этого…
– Спасибо, не стоит. Я ничего не понимаю в стихах.
* * *
Августовский вечер не принёс прохлады. Духота давила, прижимала к земле. Алесь устало брёл по бульвару Сен-Мишель в сторону Люксембургского сада.
«В сорок втором месье Ламар издал книгу… Рыжий Жюль, пулемётчик, совсем еще мальчишка, погиб во время высадки десанта в северной Африке в сорок втором.
В январе сорок третьего их батальон Иностранного легиона участвовал в «боях местного значения». Кажется, так говорили по русскому радио», – усмехнулся про себя Алесь.
* * *
Странная штука память. Она хранит не события, не дни победы, а пережитые чувства бессилия, радости преодоления, сопричастности общему горю и общему делу.
* * *
…Переменчивая погода зимой в горах могла довести до отчаяния, холод и сырость мурашками забирались под одежду, разъедали легкие. Надрывный кашель по ночам сотрясал блиндажи. Лишь одно обнадёживало: расползшаяся после дождей узкая дорога-грунтовка через перевал Фаид пряталась в тумане и казалась непроходимой для германских танков. В это поверили и командиры, и рядовые…
