Когда Алесь подошел к окну, мальчонка, прижав скрипку к груди, раскланивался. В цилиндр, явно принадлежащий деду и помнящий лучшие времена, упали несколько монет. Чуть помедлив, мальчик опять поднял скрипку.
«Лунный свет», – Алесь узнал мелодию и вздохнул, – какое же это счастье – умение жить мгновением!»
* * *
…Кажется, он снова встретил Аннет лишь в ноябре тридцать девятого, на приёме, посвящённом юбилею факультета. Алесь не хотел идти, но Этьен Гастон, взявший над ним шефство и всюду таскающий за собой, настоял: «Соберётся весь цвет научного мира Франции, хоть посмотришь!»
Смотреть было не на что: научный мир ничем не отличался от мира лавочников. Гости пили, ели, перекрикивая друг друга, спорили о судьбах мира… Профессор Будар горячился: «Мне плевать, кому принадлежит Данциг. Не понимаю, почему французы должны умирать за него!» Алесь, с трудом сдерживая раздражение, бездумно наблюдал в окно за прохожими на улице, когда за спиной раздался мягкий знакомый голос:
– Bonjour, chérie.[44]
Знаменитый Пьер Ламар в идеально сшитом костюме цвета чайной розы держал под руку Аннет в длинном жемчужно-сером платье с бутоном бордовой розы в крохотной бутоньерке. Они оба выглядели так невыносимо красиво, что Алесь не выдержал, усмехнулся. Уж очень не вязались его непрезентабельный блейзер и светлые фланелевые брюки с таким великолепием.
Аннет освободила руку, прикоснулась к плечу Алеся; сквозь дым сигарет, поплыл знакомый аромат духов:
– Познакомься, Пьер, мой польский друг, пан Алекс.
– Да-да, я искренне жалею о случившемся, пан Алекс, я так расстроен, что не могу написать ни строчки, но когда на одних весах взвешиваются судьбы цивилизации и маленькой Польши… сами понимаете, что перевесит. Вы же понимаете, правда? – невинные глазки буравили собеседника, требуя понимания и сочувствия.
Не дождавшись ответа, отошел к спорящим:
– Вы правы, Будар: главное – сохранить Францию. С восточной и центральной Европой пусть разбираются другие.
Словно в насмешку маленький духовой оркестр на балконе заиграл Шопена, Аннет потянула Алеся в центр зала, где кружились несколько пар.
– Ты же знаешь, я – не поляк.
– Какая разница? Пусть немного позлится, – отмахнулась Аннет, – точность нужна лишь в математике.
Заглянула в глаза, когда-то лучившиеся преданностью:
– Ты забыл меня? – и, не дожидаясь ответа, вздохнула. – Я люблю Пьера, но так часто чувствую себя одинокой…
* * *
Дважды после той встречи Аннет звонила, а однажды вдруг предложила прокатиться. Оказалось, она водит машину как профессиональный гонщик: голубой кабриолет нёсся по чёрным мокрым дорогам с сумасшедшей скоростью.
